Ни мертвы ни живы Репортаж из Красноярского края, где уже месяц ищут пропавшую в горах семью Усольцевых

Последняя неделя сентября в Красноярском крае выдалась теплой. Воздух прогревался до 25 ℃. В горном Кутурчине было немного прохладнее — до 16 ℃, но для походов все еще комфортно. 27 сентября на местную турбазу приехала семья из трех человек: Ирина, Сергей и их пятилетняя дочь Арина. С собой они привезли домашнего питомца — корги. Обычные посетители из промышленного Железногорска, желающие хоть на выходные сбежать из лабиринтов хрущевок и сталинок к отрогам Восточного Саяна. Скоро их фамилию узнают миллионы людей по всей стране.

«Это будет поход. Ребенок мой, Ариша, готова. Мы ей предложили на выбор: поедешь к бабушке или с нами, но нужно будет долго идти. Она сомневалась, думала, потому что долго ходить она не очень любит. Ей пять лет. Но вот решила, что да», — рассказывала Ирина в соцсетях.

28 сентября семья отправилась к Буратинке — невысокой горе в 7 км от Кутурчина. По некоторым данным, к ним должны были присоединиться и другие туристы, но передумали — к вечеру синоптики обещали ухудшение погоды.

Что было дальше, уже месяц остается неизвестным. Вроде бы семью видели недалеко от горы. Но точно ли их? Как бы то ни было, через два дня старший сын Даниил, который давно живет отдельно от родителей и в поход не пошел, заявил об исчезновении родных. С этого момента СМИ и соцсети заполонили ориентировки: «Помогите найти людей: Ирину, Сергея и Арину Усольцевых».

Развернулась масштабная спасательная операция. Для поискового отряда «ЛизаАлерт» она стала рекордной — семью вышли искать порядка 1550 добровольцев. МЧС задействовало вертолеты, снегоходы и бураны. Но к 13 октября погода стала небезопасной: температуры опустились ниже нуля, в горах выпал снег. Волонтеры были вынуждены сняться. Поиски продолжили только профессиональные спасатели и полиция.

Корреспондент «Кедра» провела на поисковой операции несколько дней. Перед вами увиденная ею история человеческого неравнодушия, надежды и отчаяния.

Поселок, которого нет

Пять утра. На красноярском автовокзале вовсю кипит жизнь. Бабушки с огромными баулами, шумные подростки, мрачно-сонные мужики в уличной курилке, детский плач.

— Простите, как доехать до Кутурчина? — спрашиваю у уставшей женщины за стеклом, отстояв длинную очередь к кассе.

— Чего? — хмурится она.

— До Кутурчина, — говорю.

— Девушка, я тут 20 лет работаю, нет такой станции.

Обхожу с расспросами пассажиров. Недоуменные взгляды, пожимание плечами.

От Красноярска до поселка, который на автовокзале никто не знает, 250 км. И, как выяснится позже, доехать туда на общественном транспорте действительно нельзя. Разве что на электричке до станции «Мана», а оттуда еще 11 км пешком. Но мне везет — подбросить соглашается волонтер «ЛизыАлерт», взявшая ради поисков отпуск за свой счет. Она просит захватить в магазине 10 кг лука и шесть банок сгущенки для добровольцев.

Василина — оперативный дежурный поискового отряда. Она ищет пропавших людей уже девять лет, и таких выездов у нее больше тысячи. Вместе с нами едет Валерия, горный инструктор, которая на вопрос, как долго она планирует работать в Кутурчине, бесхитростно отвечает: «Надеюсь, мы найдем их сегодня».

Загружая машину провизией и теплыми вещами, обсуждаем версии, звучавшие в СМИ: заблудились, упали в горный провал.

— Ерунду поменьше читайте, — резко прерывает нас волонтер, помогающий грузить поклажу. — Все это пишут диванные эксперты, они и в тайге-то поди ни разу не были!

По пути заезжаем на заправку и заливаем огромные канистры, которые еле помещаются в багажник. Бензин нужен для снегоходов.

— Моя задача — найти людей, — терпеливо объясняет по дороге Василина.

— Не завершить поиск хуже, чем обнаружить погибших. В такой ситуации никому нет покоя, родные не могут нормально попрощаться. Некоторые поиски мы продолжаем по пять лет, потому что нужна последняя точка.

Спрашиваю, почему волонтер, помогавший нам грузить машину, так резко отреагировал на разговор о версиях, которые публикуют СМИ. Василина замечает, что не сможет этого объяснить — я сама все пойму, когда приедем на место.

«Наговорят, да не то»

Кутурчин — всего восемь домов. Теперь ясно, почему сюда не ходит транспорт. Чуть поодаль — гостиничный комплекс с глэмпингом. Здесь принимают туристов, готовых платить за ночь от 1500 тысяч рублей и куда-куда больше. В эти дни дешевые номера заняты, хотя на территории гостей не видно — все они на поисках: в лесу и горах.

Между гостиницей и жилыми домами развернут спасательный лагерь. Сейчас здесь по списку 210 человек: волонтеры, сотрудники МЧС, полиция, Следственный комитет. Едят и греются в каркасном модуле, пункте временного размещения.

— Какая бы ни была погода, благодаря такому пункту можно работать достаточно долго, — рассказывает Елена, сотрудница «Красного Креста». Организация отвечает на поисках за кухню и медицинскую помощь.

В остальных модулях, которых на поляне рассыпано с десяток, люди заняты регистрацией вновь прибывших и выдачей оборудования. Самая главная палатка называется коротко: «Штаб». Здесь спасатели строят маршруты и связываются с теми, кто уже ушел.

— Координатор управляет всем поисковым процессом, — объясняет руководитель красноярской «ЛизыАлерт» Владислав Величко. — Мы отправляем добровольцев, координируем их с сотрудниками ведомств, а еще собираем и структурируем всю информацию по поиску и решаем, кто куда пойдет и что будет делать. Есть карта, на которой отмечены уже пройденные участки: у каждой группы есть GPS-навигатор, который отправляет нам треки, и мы их анализируем. На сегодняшний день пройдено уже 3486 км.

Я свободно хожу по лагерю, пока меня не останавливает полноватый мужчина. Он представляется странно: «Витязь». И просит пройти в палатку сотрудников МЧС.

Дальнейший разговор оказывается неприятным. «Витязь» заявляет, что мне не стоит общаться с волонтерами, потому что «они наговорят, да не то». Отправляться на поиски нельзя, а то заблужусь — и поди найди. В лагере остаться тоже никак невозможно: нет мест. И вообще, дескать, лучше уехать — как раз вечером будет транспорт до Красноярска.

Конечно же, мы не договариваемся. Я остаюсь в гостинице, а утром уже сама осаждаю «Витязя», требуя поговорить. Глядя на меня, он лишь вздыхает: «Можно, но не под запись». Потом отмахивается: «Хотя, нет, нежелательно». Говорит, что работает в ФСБ. И вскоре сам уезжает с поисков.

Неприветливых людей в лагере больше не остается. Хотя взволнованы и заведены все.

Андрей, инструктор «ЛизыАлерт», в поисковом движении почти десять лет. Он приехал искать семью Усольцевых из Новосибирска.

— Это резонансный поиск: ребенок потерялся. Бывает, что регионы в таких случаях запрашивают помощь, и мы откликаемся, — рассказывает он. — Почему я здесь? Так получилось, есть свободное время. Я всегда стараюсь на детские поиски выезжать.

Из-за погодных условий — ветра, холода и объявленного штормового предупреждения — новичков на поиски не берут.

— Прошу тебя, только не вздумай сама пойти по маршруту, каким ходили Усольцевы, — говорит улыбчивый полицейский. Будто он знает, куда пошла семья. — Тут опасное место. А когда непогода, просто смертельно опасное.

На следующий день в обед меня неожиданно находит вернувшийся «Витязь»: «15 минут на сборы — тебя берут в поисковый отряд», — чеканит он.

Тайга

Всех неопытных, то есть четверых человек, отправляют с инструктором Андреем из Новосибирска обследовать территорию возле поселка Мана. Когда выходим на местность, Андрей идет посередине, а мы по краям. Наша задача — замечать любую мелочь: окурки, куски одежды, остатки пищи.

Снег шуршит под ногами. Со всех сторон — волшебные по своей красоте, припорошенные деревья. Живописная картина одновременно великолепна и пугающа: только «в поле» понимаешь, что стоит на минуту оторваться от группы, как заблудишься сам.

Спустя 40 минут становится понятно, почему нас так долго не хотели брать в группу. Неопытные — скорее не подспорье в поиске, а балласт. Пробираясь по неровной лесной местности, я быстро выдыхаюсь, как, кажется, и другие новички. В скором времени у нас разряжается GPS-навигатор, а значит, дальнейшая работа бессмысленна — пройденную территорию не смогут отметить на карте.

Более опытные поисковики в это время осматривают Кутурчинское Белогорье. Все скалы здесь, включая злополучную Буратинку, — полигон для альпинистов. Начинающим туристам отправляться сюда не рекомендуется.

По словам Сергея, жителя Кутурчина, одна из опасностей местного леса — скальные останцы.

— В непогоду скалистая местность очень скользкая, — рассказывает он. — Поднимаясь на камень, нужно быть осторожными, чтобы с него не упасть. Представьте: большие камни, а между ними щели, которые можно не увидеть и ступить туда. Когда скользко, опасен каждый шаг.

— Там могут быть большие провалы, в которые можно буквально уйти по пояс или даже полностью, — подтверждает Василина. — Особенно рисково, если нет палочек, чтобы проверить место, куда будешь наступать.

Даже если уйдешь только одной ногой до бедра, может быть очень сложно выбраться, потому что не хватит точек опоры.

Вокруг одна тайга. Ни поликлиник, ни больниц, ни аэродрома. Сергей считает, что Усольцевы вышли в поход в нарушение всех правил. 27 и 28 сентября были последними теплыми днями, потом началась снежная неделя. Походы в красноярских горах, говорит мужчина, надо планировать «с запасом» — чтобы впереди была еще хотя бы неделя хорошей погоды.

— Тут тайга сама по себе опасна, — продолжает он. — Мы от города за 200 км, а в другую сторону вообще ничего нет. Вон тот склон называется Медвежий лог, мы там регулярно медведей видим. Да, много любителей посмотреть на природу. Но надо помнить, что здесь довсюду далеко. Если случайно пошел не в ту сторону, к людям можешь не выйти никогда.

Сергей говорит, что находящиеся в округе пещеры Округинская, Баджестская и Орешкинская до конца не исследованы: можно потеряться и в них.

— Это очень красивые места. Но если семья решила переждать непогоду в пещере и прошла слишком далеко… — он осекается и решает не говорить о грустном. — Нет, по осени в тайге выжить можно: много ягоды, кедр плодоносит, ручьи с горной водой. Они могли наткнуться на охотничьи домики — это самый хороший вариант, потому что там всегда оставляют продовольствие: крупы, консервы…

Вы знаете, что обязательно пропишите? Маленьким детям в тайге делать нечего. Ребенок обязательно устанет, отец устанет нести его на руках, а еще вот те мокрые камни, которые очень опасны.

Спасатели не исключают и того, что на семью могли напасть дикие животные. Правда, зоологи считают это маловероятным, ведь даже крупные хищники людей избегают.

— Волки почти никогда не нападут на человека, медведи более непредсказуемы, но тоже стараются обходить стороной, — говорит горный инструктор Валерия.

На выходе из леса нас подбирает машина. Водитель сразу догадывается, что мы поисковики, и сам предлагает довезти нас до лагеря. По пути я вспоминаю слова красноярского волонтера, что на месте мы отринем все домыслы о том, что могло произойти с Усольцевыми. В тайге понимаешь: гадать — бессмысленно и даже глупо. Рисков невероятное множество.

«Они собираются спонтанно»

Свой поход Усольцевы назвали «мини-путешествием в места силы». Ночевать в лесу они не собирались и хотели в тот же день вернуться в гостиницу.

— Ирина и Сергей обожают путешествовать, — рассказывает друг семьи. — Но у них это больше незапланированные поездки. Они собираются спонтанно. Я боюсь, были ли у них вообще с собой теплые кофты и спички.

Мужчина считает, что в СМИ сейчас появляется много недостоверной информации. В частности, он отрицает, что Усольцевы планировали идти в составе туристической группы, и говорит, что поход изначально планировался как семейное мероприятие, своеобразное знакомство Арины с тайгой. Раньше девочку брали только на небольшие пикники на природе.

— 29 сентября старшему сыну Даниилу позвонили с работы Ирины и спросили, почему ее нет на месте, — продолжает мужчина. — Парень начал разбираться и выяснил, что семья не вернулась из похода. Так и начались поиски. Мы, друзья и родственники, сначала тоже поехали. Но быстро вытрепали нервы волонтерам. Нам казалось, что ребята ищут не там, что устраивают «показуху», — мы не понимали, почему так долго все продолжается. Ругались. Но потом поговорили с психологом и поняли, что только мешаем. Кто смог, тот поехал домой. Остались те, кто просто физически не может находиться далеко от поисков, кому дома стены давят.

Екатерина Таран — та самая психолог, которая консультировала близких Усольцевых, — говорит, что психологическая помощь на поисках нужна не всегда, но в этом случае привлечь психологов было верным решением.

— Я и моя коллега, которая сейчас уехала, не сидим на месте: мы сами ходим, знакомимся с людьми, интересуемся, как у них дела, — рассказывает она. — Тут, с одной стороны, такая добрая атмосфера, все друг за друга. Но с другой стороны, люди не всегда понимают, что им нужна помощь. Со многими говоришь: «да у меня все нормально», а у самого глаз дергается.

У Екатерины двое детей и муж, который недавно тоже приезжал на поиски.

— Конечно, скучаю по дому. Младший ребенок, пока меня нет, научился залезать на шкаф и скидывать с него книжки… А с другой стороны, и уехать не могу: поискам нет конца, нервы сдают даже у опытных волонтеров. Люди цепляются и не могут отпустить эту историю — пропал пятилетний ребенок.

Тыл

Оставаться в стороне тяжело почти физически. И раз в поиске польза от меня нулевая, иду в кухонную палатку «Красного Креста». Чищу морковь, нарезаю лук, мою посуду.

Повара объясняют, что их задача — обеспечить поисковикам тыл. «Красный Крест» сидит буквально вплотную с «ЛизойАлерт» — их палатки разделяет лишь тонкая стенка. Официально так делать почему-то нельзя, но волонтеры то и дело открывают окошко, чтобы перекинуться шутками или сделать заказ на кофе.

— Благодаря нам ребята из «Лизы» могут полностью сосредоточиться на поиске, — рассказывает Елена, ответственная за работу со СМИ. — То есть у них не болит голова о том, где они будут отогреваться и что будут есть.

«Красный Крест» создали в XIX веке для помощи раненным в многочисленных войнах, которые охватывали в то время континенты от Евразии до Африки. Но с тех пор работа организации стала много шире, не все ее сотрудники — медики. Например, на этом поиске их всего двое: статный мужчина лет 50, Андрей Анатольевич, который отвечает непосредственно за медпомощь, и Александр — главный повар. Впрочем, Александр еще и участвует в спасательной операции. Пару дней назад он ушел на «пятичасовой поиск», который растянулся с семи утра до двух ночи.

— Я здесь не только готовлю, но и оказываю первую помощь: переохлаждения, температура, травмы — все ко мне и коллегам. Такая работа. Это уже третьи поиски для меня, до этого все находились живыми, — рассказывает он.

— Люди интуитивно идут к нам за помощью, — продолжает Елена. — Даже если просто холодно, человек глазами ищет именно «Красный Крест». Или, допустим, кто-то порезался. Мы дадим лейкопластырь, продезинфицируем, заклеим и перевяжем. Еще у нас всегда есть запас чистой питьевой воды. Ну и накормим тоже всегда.

Сама Елена полжизни проработала журналистом, вела коммерческие программы, была продюсером. А потом решила, что в жизни нужен еще и смысл. Так и оказалась здесь.

Александр торжественно открывает крышку кастрюли, в которой лежит здоровенный бройлер — его передал один из местных жителей.

Люди здесь простые, все друг за друга. И каждый каждому — тыл.

P. S.

За мной приезжает машина. Перед отъездом пытаюсь найти всех, с кем общалась, чтобы попрощаться.

— Тебя теперь грустно отпускать: приехала городская девочка, а уезжаешь своей, — приобнимает меня медик Андрей. — Будешь в Красноярске, обязательно заглядывай к нам — улица Мира, 7а.

На улицу Мира я зайду обязательно.

Но больно другое.

Уже две недели волонтеры не ищут семью Усольцевых — погода стала слишком опасной. В холодной тайге среди скал остались лишь профессиональные спасатели.

— Наверное, это самый страшный исход, — печально говорит друг пропавшей семьи. — Для родственников и друзей Сережа, Ира и Арина теперь ни мертвы ни живы. А в СМИ все более и более бредовые версии: сбежали за границу, присоединились к старообрядцам… Тот, кто собирает эти сплетни, не понимает, как тяжело это читать родным. Конечно, все надеются, что каким-то чудом они остались живы. И эти мысли между «живы» и «мертвы»… Нет, вы не понимаете, это невыносимо.