Встали как горы Истории защитников заповедного плато Лагонаки, которые бросили вызов бывшему министру и крупнейшему землевладельцу страны

Над Западным Кавказом пятый год нависает угроза. На одном из красивейших и ценнейших его участков собираются строить элитный горнолыжный курорт. Для этого уже рубят реликтовые деревья, уничтожают краснокнижные растения и места обитания животных.

Все происходит на горном плато Лагонаки — объекте Всемирного наследия ЮНЕСКО. В июне 2021 года власти Адыгеи подписали инвестсоглашение с компанией «Резорт Инвестмент», которую связывают с бывшим министром сельского хозяйства и крупнейшим в России землевладельцем Александром Ткачевым.

Против строительства выступают жители Адыгеи и соседнего Краснодарского края, а вместе с ними — ученые, обеспокоенные разрушением уникальных природных комплексов. Они запускали петиции, писали обращения чиновникам и подавали судебные иски с требованием остановить застройку. Летом 2025 года им удалось привлечь на свою сторону прокуратуру, которая инициировала возбуждение уголовного дела из-за нарушений при проведении инженерных и геологических изысканий, а также государственной экспертизы проекта: некоторые документы могли быть подделаны.

В монологах для «Кедра» защитники Лагонаки рассказывают, за что они любят свои горы и почему не готовы отступать. Их истории — о глубокой связи с природой, страхе, трудностях и о том, как борьба за плато изменила их жизни.

«Я остаюсь адыгейцем до конца: моя совесть чиста»

Я горжусь тем, что являюсь коренным адыгейцем и родился в известной семье. Мой отец — народный поэт Адыгеи Киримизе Жанэ, а мама — заслуженный учитель России. Любовь к родному краю и его природе влилась в меня с кровью. Это важная черта нашего народа. Еще будучи школьниками, мы вместе с классным руководителем ходили по Лагонакскому нагорью и впитывали в себя эту красоту. Может быть, поэтому я так и не смог далеко уехать.

Я закончил химический факультет МГУ, защитил диссертацию по получению веществ, которые могли бы бороться с саркомой. Меня очень интересовала жизнь как таковая. После аспирантуры у меня было много вариантов работы, но красота Адыгеи тянула к себе. Я вдруг понял: вот здесь и есть настоящая жизнь. Вернулся, стал деканом экологического факультета Майкопского госуниверситета и начал водить на Лагонаки своих студентов. Мы ходили в походы, собирали лекарственные травы, это было чудесное время.

В 90-е годы настал расцвет экологического сотрудничества с другими странами. Сюда приезжали ученые из Германии, Франции, со всей России — именно из-за Лагонаки. Для меня было честью помогать им. Мы вместе участвовали в номинации плато на статус объекта Всемирного наследия ЮНЕСКО. Как у всех горели глаза, когда мы ходили в походы! Все понимали, что вместе мы делаем важное дело — защищаем природу не какой-то определенной страны, а мира. И очень сдружились.

Помню, сидим на Лагонакском нагорье с немцами. Течет спокойная река Белая, греемся у костра. Вдруг в горах прошел дождь. Мгновенно река поднялась, и по ней понеслись деревья, вырванные с корнем. Один немец говорит: «Только теперь я понял, что такое загадочная русская душа. Вы нормальные, а потом раз — и за топор». Я смеюсь и отвечаю: «Ну ты прям обобщил!»

В 2002–2004 годах, работая министром образования республики, я понял, насколько уникален наш регион. Это место развития разных исторических культур. Для меня Лагонакское нагорье — это и легенды о пастухе Лаго и княжне Наки, которые полюбили друг друга, но не смогли быть вместе и бросились со скалы. Я даже написал свою версию легенды. Видимо, сработала генетика моего отца-поэта. 10 лет назад во сне я увидел совершенно уникальную историю о происхождении названия этого места. Записал ее и выпустил книгу. Вот так меня вдохновила природа Лагонаки.

Когда я стал председателем комитета по туризму и курортам в 2005 году, то понял, что мы должны не только показывать людям доставшееся нам великолепие, но и сохранять его. Первый план по долгосрочному развитию туризма в регионе был создан при мне. Мы его согласовывали с Кавказским заповедником, комитетом ЮНЕСКО, экологами.

К нам приезжали многие экономисты, инвесторы и строители и убеждали, что здесь нужно построить дороги, курорты. Но на вопрос, что будет, если мягкие горные породы, которыми сложено Лагонаки, не выдержат такого строительства, я никогда не слышал вразумительных ответов.

Здесь просто невозможна тяжелая инфраструктура — все эти проектировщики тогда уезжали несолоно хлебавши.

Мне вообще не свойственно впадать в депрессию, но последние пятнадцать лет в разные моменты накатывало чувство бессилия. Проектов застройки становилось все больше, а ученых, которые обладают компетенциями, перестали слушать в угоду деньгам. Сейчас, когда адыгейская прокуратура вмешалась в дело, появилась надежда даже у тех, кто опустил руки. Мы надеемся, что здравый смысл возобладает и вопрос уничтожения Лагонаки ради курорта замолчать не удастся.

Мои родители говорили: «Если ты чувствуешь свою правоту, ты должен об этом говорить, потому что, если промолчишь, твоя совесть будет нечиста». А чистая совесть для человека в соответствии с адыгейскими представлениями о смысле жизни — самое главное. Мы должны думать, как нас будут вспоминать наши дети, внуки, правнуки. Помогли ли их бабушки и дедушки сохранить красоту природы? У меня есть ответ на этот вопрос. Я остаюсь патриотом своей малой родины и адыгейцем до конца: моя совесть чиста.

«Вся моя жизнь — бесконечные суды и любовь к природе»

Я родился в Сумской области Украины и узнал о плато Лагонаки еще в школе, когда мне попалась в руки книжка под названием «Следами погибшего зубра». Она рассказывала о судьбе популяции горного зубра в Кавказском заповеднике еще со времен княжеской охоты и восстановлении этого зверя уже при советской власти. Конечно, я даже и подумать не мог, что когда-нибудь попаду в заповедник и тем более стану его директором. Но сама судьба подвела меня к этому.

Я закончил биологический факультет Киевского государственного университета. В 1989–1991 годах работал в Украине инженером по охране и защите леса, затем два года начальником участка в охотничьем хозяйстве. В 1993 году в России искали директора для Даурского заповедника в Забайкальском крае. В Москве в управлении заповедного отдела тогда командовал Всеволод Степаницкий. Он был выпускником движения «Дружин охраны природы», в котором я участвовал. Я тогда боролся с браконьерами, и он меня знал. Я приехал и сказал, что хочу отправиться работать в Забайкалье. Вопросов не возникло, после прежнего руководства в заповеднике как раз была необходимость разобраться с браконьерством: там шла массовая охота на зайцев, лисиц и косуль. Мы заменили всю охрану, создали оперативные группы, которые ездили на машинах и ловили нарушителей. На четвертый год работы проблема была устранена. Нам удалось создать охранную зону чуть ли не в три раза больше, чем территория самого заповедника, восстановить с нуля научную работу. И в 1999 году мне предложили перевод в Кавказский заповедник. Я нисколько не раздумывал, это была моя мечта.

В Кавказском заповеднике в те годы процветало не просто браконьерство, а вертолетная охота. Поэтому я создал оперативные группы по надзору, усилил охрану и поднял зарплаты инспекторам. Но, видимо, это кому-то не понравилось, и в конце 2001 года меня уволили. Когда я еще был директором, власти Адыгеи пытались изъять плато Лагонаки из Кавказского заповедника, то есть из федеральной собственности, и перевести его в подведомственность республики — ходили слухи, что для строительства туристической инфраструктуры. Я подал по этому поводу иск в суд и выиграл его — забирать землю у заповедника не стали.

Но меня уволили, и передо мной встал выбор: искать работу где-то еще или остаться здесь. И я его сделал. Переехал в Майкоп, устроился в университет, чтобы быть поближе к Лагонаки. Занялся природоохранной деятельностью на общественных началах. Я полюбил это место и стал следить за тем, что происходит в заповеднике.

Когда я уже был председателем адыгейского отделения Всероссийского общества охраны природы, случился второй суд. В 2004 году региональные власти повторно попытались отобрать Лагонаки — снова для развития туризма. Я вновь подал иск, и нам удалось сохранить плато в составе заповедника.

Но в 2010-м началась первая фаза планировки горнолыжного курорта. В этот период мы были настроены бороться против проекта. В 2011–2015 годах научный коллектив Кавказского заповедника провел широкие исследования с привлечением сторонних специалистов. Вместе мы полностью изучили природу Лагонаки и доказали, что биоразнообразие на плато выше, чем в других частях заповедника. В тот же период обнаружили на плато лишайник летария лисья, который занесен в Красную книгу России. Теперь на месте, где он произрастает, собираются строить гостиничный комплекс «Верхняя деревня», а сам лишайник — уничтожить. Но тогда нам с ЮНЕСКО удалось отстоять Лагонаки.

Не секрет, что в 2021 году я публично поддержал строительство горнолыжного курорта. Все потому, что вокруг было очень сильное давление. Мне много раз передавали через знакомых в администрации Адыгеи, чтобы я «не боролся против сталинского фронта, а поддержал власть». Заверяли, что при проекте будут соблюдены все экологические требования.

Но когда я увидел их проектные решения и результаты изысканий, то поменял позицию. Они не соответствовали безопасности людей и несли вред природе Лагонаки.

Многое изменилось. Я подавал иски в разные суды, пытаясь оспорить результаты инженерно-экологических изысканий, которые изучил вдоль и поперек, и сохранить краснокнижников на месте планируемого гостиничного комплекса. В феврале 2025 года я подал иск в Верховный суд, чтобы обжаловать решение правительства о создании Лагонакского биосферного полигона, потому что считаю, что бороться надо с первопричиной. Это было сделано незаконно. Но во всех исках мне отказали.

Минприроды России, подготовив проект биосферного полигона, оказалось на стороне властей Адыгеи. Дирекция Кавказского заповедника ввиду своего подчиненного положения — тоже. В 2025 году, когда здесь работала миссия ЮНЕСКО по мониторингу Всемирного природного наследия, я подготовил доклад на итоговое заседание комиссии, где присутствовали представители МИД. Мы все пытались доказать, что здесь нельзя строить курорт. Никакой реакции не последовало. В такие моменты кажется, что ты бьешься о каменную стену. Пытаешься что-то доказать тем, кто уже все решил. Но, когда в дело вмешалась адыгейская прокуратура, нам стало казаться, что мы можем выиграть этот бой.

Сейчас я подал прошение, чтобы меня допустили к рассмотрению судебного иска прокуратуры [об отмене положительного заключения Главгосэкспертизы по проекту строительства курорта] в качестве третьего лица. Дело в том, что сотрудники прокуратуры подкованы в юридических вопросах, но не являются экологами и где-то могут дать слабину. В прошении мне отказали. Но это ничего, свое дело я продолжаю. Вся моя жизнь — бесконечные суды и любовь к природе. Из-за второго можно потерпеть и первое.

«Без прав от нас ничего не останется»

Я восхищаюсь природой и занимаюсь цветоводством — выращиваю ирисы больше 10 лет. Я перенял это хобби от своих родителей. Коллекционирую ирисы практически из всех групп и секций, а с 2018 года «балуюсь пыльцой». За эти годы я вырастил тысячи своих сеянцев, но пока не зарегистрировал и не интродуцировал ни одного. Надеюсь, в ближайшие годы мечта представить свету своих «первенцев» исполнится, ведь четыре года назад это стало моей основной деятельностью. Я уволился с должности бухгалтера и стал «самозанятым», хотя по специальности являюсь менеджером по туризму.

Плато Лагонаки для меня — сакральное место. Первая поездка в 2012 году оставила неизгладимое впечатление. Я — степной житель, родившийся в Новокубанске Краснодарского края. Горные пейзажи, обилие цветущих растений на альпийских лугах, кристальные реки — все это произвело просто потрясающий эффект. Позже я бывал и в других красивых местах, но Лагонаки запало в сердце на всю жизнь. Сейчас я женат и воспитываю троих сыновей: трех, пяти и семи лет. Все они были в Лагонаки и очень любят это место. Когда старшему было четыре года, мы с ним прошли от Курджипса до Абадзеша через весь хребет Мурзикао, более 10 км за один день. В его возрасте это был подвиг.

Никогда бы не подумал, что попытка сказать свое «против» и защитить Лагонаки перерастет в историю, которая длится уже пятый год. О строительстве курорта на плато я узнал в марте 2021 года. Получилось так: я как раз опубликовал заметку о сохранении одного из участков Западного Кавказа и кто-то в комментариях написал, что уже поздно, и дал ссылку на распоряжение о создании Лагонакского биосферного полигона. Я не мог поверить, что строительство в заповедных местах возможно, но это оказалось правдой. Сначала была растерянность, было неясно, что делать. Ведь это не какая-нибудь несправедливость на местном уровне. Это уничтожение Всемирного наследия, разрешенное самим правительством. Захотелось рассказать об этом всем, вдруг сработает общественный резонанс. Я стал рассылать информацию знакомым, которые неравнодушны к природе. Позже создал петицию в защиту Лагонаки.

Помимо огласки, нашим основным методом борьбы стали обращения в различные инстанции. В январе 2022 года мы в очередной раз отправили коллективное обращение к главе Адыгеи Мурату Кумпилову с требованием допустить нас, неравнодушных граждан, к обсуждению проекта курорта на совещании с вице-премьером Чернышенко. Очень скоро за мной пришли. За день до совещания ко мне приехала полиция, чтобы я дал показания из-за якобы кражи на соседней улице. К этому я вообще отношения не имел и отказался проехать с ними без повестки. Они мне ее привезли, а в отделении отобрали телефон и предъявили обвинение в административном правонарушении — распространении экстремистских материалов. Дело в том, что в 2010 году я добавил к себе в аудиозаписи во «Вконтакте» песню, которая была признана экстремистской в 2016-м. У меня было 1200 аудиозаписей, но они ее откопали. Видимо, им очень нужно было меня за что-то задержать, потому что они считали, будто я являюсь лидером протеста против строительства курорта на Лагонаки, хотя это не так. Полицейский во время разговора с моим отцом обмолвился, что арест связан именно с защитой плато. Саму песню даже нельзя было воспроизвести. Но меня все равно арестовали на пять суток.

Когда я подавал апелляцию на это решение, то отправил запрос во «Вконтакте», и мне пришло официальное письмо с синей печатью и живой подписью, что эта песня не воспроизводится. Судья удалилась на совещание, затем сказала, что документ не является подлинником и оставила решение без изменений. Спустя время мне удалось оспорить его в Европейском суде по правам человека, который присудил компенсацию в 7,5 тысяч евро. Деньги я, конечно же, не получил.

Этот арест был неожиданным, хотя, если взглянуть на примеры других экозащитников, его стоило ожидать. Это любимый прием запугивания. Но страха у меня не было, лишь досада, что я не был готов к аресту и не смог его избежать.

Полицейский, который вез меня на допрос, все время повторял: «Сейчас все узнают, что ты экстремист, напишут в местных новостях и опозорят». Получилось наоборот. Мои соратники были на связи со многими журналистами, и им удалось вызвать широкий общественный резонанс в федеральных СМИ, благодаря чему еще больше людей узнали о проблеме.

Это стало заметно по росту числа подписантов петиции в защиту Лагонаки. Я понял, что прошел через арест не зря, что мы все делаем правильно. Семья меня поддерживает, но переживает. Чтобы близкие были спокойнее, я уже сбавил активность, но полностью борьбу не прекратил. Благо есть много единомышленников, которые делают все возможное для нашего общего дела.

Мне важно отстаивать свою гражданскую позицию в соответствии со своими возможностями, конечно. Часто в течение жизни приходится делать некий выбор в ответ на действия властей: сделать что-то или промолчать. Это касается не только вопросов экологии, а всех общественных сфер. Если не делать ничего, то власть выберет за нас, и зачастую это будет наихудший вариант из всех возможных. Только гражданская активность может хоть как-то этому мешать и позволяет людям отстаивать свои права, в том числе на безопасную и экологичную окружающую среду. Это важнее тогда, когда твои права отчаянно пытаются отобрать, но без них от нас ничего не останется.

«Мы верим и потому боремся»

Я родился и вырос в Майкопе — столице Адыгеи. В детстве с родителями часто ездили в горы, пещеры, на смотровые площадки, водопады, реки. С университета я стал заядлым туристом. Исходил родную Адыгею под рюкзаком вдоль и поперек.

На плато Лагонаки впервые попал в 2013 году на первом курсе института. В краснодарском политехе предлагали программы летнего отдыха для студентов, и одна из них была в горах Адыгеи. Лагонаки меня поразило своими просторами, чистой водой с ледников. Альпийские луга и травы напоминали кадры из любимого фильма «Властелин колец». Казалось, что вот-вот из-за перевала покажутся всадники Рохана.

Позже я узнал, что на Лагонаки пролегла одна из нитей истории моей семьи. В 1942 году здесь проходили ожесточенные бои. Гитлеровцы наступали через перевалы к морю — по одному из направлений немецкой операции «Эдельвейс». В ходе боев советским солдатам удалось отбросить оккупантов с гор. Мой прадед Иван Михайлович Закопайко сыграл значимую роль в этих событиях. В те годы из хутора Гуамка в район Лагонаки пролегала узкоколейная дорога, по которой немцы перебрасывали боеприпасы и подкрепления наступающим частям. Мой прадед был сапером в партизанском отряде, который базировался в лесах Лагонаки. Он подорвал мост этой узкоколейки в Гуамском ущелье, отрезав гитлеровцев от снабжения. Позднее в очередном партизанском рейде он погиб. Пару лет назад в память о нем я совершил многодневный пешеходный поход от Гуамки через партизанскую поляну на Лагонаки.

О планах строительства горнолыжного курорта я узнал в марте 2021 года из публикации Алексея Гайворонского и петиции Сергея Строгонова, которые теперь мои друзья. Несколько дней я не находил себе места, думал, что можно сделать. И в итоге стал администратором групп в соцсетях, объединяющих защитников плато.

Риски всегда присутствуют, если ты занимаешься общественной работой, пусть и действуешь в рамках закона. Мы это уже давно поняли, но останавливаться не собираемся.

С 2021 года, не переставая, мы пишем во всевозможные инстанции, начиная с местных чиновников и заканчивая федеральными и силовыми ведомствами. Ответы приходят разные, но до этого года мы преимущественно получали отписки, в которых нас вежливым тоном посылали куда подальше. Только с этого года ситуация частично изменилась. Прокуратура, наконец, встала на сторону закона и общественности.

Ожидаем мы только одного — сворачивания проекта горнолыжки. Плато стало для меня близким по духу местом, частью моей жизни, особенно после стольких лет борьбы. За это время я успел закончить магистратуру на биологическом факультете СПбГУ, переехать в Питер и продолжить активную работу по сохранению плато вдали от родины. Огромную поддержку мне дало письмо ученых президенту России. Более ста ведущих умов страны не оставили камня на камне от идеи строительства на этом месте. Такое событие просто немыслимо. Мы верим в это и потому боремся.

«К ученым никто не обращался и не спрашивал: а можно ли вообще здесь что-то строить?»

Я не выбирала становится ботаником, профессия сама меня выбрала. Я родилась в степной станице Краснодарского края, и горы всегда были чем-то далеким, сказочным. А потом я поступила на экологический факультет Майкопского государственного технологического университета. Стала изучать лесное хозяйство. Наш преподаватель Валерий Владимирович Акатов водил нас в Кавказский заповедник. Ощущения во время этих походов было не передать словами.

Люди не из мира науки, когда ходят по горам, в основном видят только красивую картинку. Они не пытаются понять суть происходящих процессов. А во время наших студенческих походов мы с преподавателями изучали прошлое, настоящее и будущее. Когда приходишь в хорошо развитый пихтовый лес, смотришь на гигантские стволы — видишь прошлое. Чтобы достичь таких размеров, эти деревья прошли немалый путь. А маленькие ростки под ними — будущее. Ты уже можешь предсказать, что здесь вырастет. Улавливать такие мгновения — потрясающе.

Я защитила диссертацию по широколиственным низкогорным лесам. А мой научный руководитель Валерий Владимирович стал моим свекром. Вместе со свекровью Татьяной Владиславовной Акатовой они заразили меня любовью к ботанике. Я осталась в Адыгее, а Западный Кавказ — объект моего изучения уже больше 20 лет.

Каждый сезон я выезжаю на полевые работы. Ночую в палатке, хожу по труднодоступным местам Кавказа, собираю гербарии и постоянно открываю для себя новое. У нас сложная и малоизученная территория, она постоянно развивается. Мы изучаем ее, чтобы передать знания будущим поколениям. Весной и осенью я люблю приезжать с детьми на плато, стараюсь им показывать, почему так ценна эта земля.

Мне непонятно, как можно любить или не любить природу. Это неправильные понятия. Без нее мы просто не выживем.

Это наша экологическая безопасность. Она сохраняет нам воду, генофонд, дает чистый воздух, ресурсы, которые мы можем использовать. Все это я и объясняю детям. Надеюсь, останутся места, куда смогу их водить.

Когда в 2021 году только появились планы строительства горнолыжного курорта, научное сообщество было потрясено. К нам никто не обращался за исследованиями и рекомендациями. Не спрашивали, а можно ли вообще здесь что-то строить? Люди, которые изучали эту территорию десятки лет и посвятили ее сохранению жизни, остались просто не у дел. Было больно читать заметки в некоторых государственных СМИ или комментарии к постам о Лагонаки, что на плато уже все истоптано, нарушено, ничего ценного нет.

Конечно, есть люди, которые хотят кататься на лыжах. Да и застройщики постоянно убеждают нас, что будет вырублено немного. Пусть это звучит пафосно, но люди решили жить одним днем. Они хотят использовать все здесь и сейчас, а дальше как? В лучшем положении окажутся только те страны, в которых участки природы остались нетронутыми и максимально себя сохранили. Если у человека понемногу отрезать палец или ухо, он сможет функционировать. Но жить будет гораздо менее комфортно. С природой еще хуже: она может долго терпеть, но в какой-то момент не выдержит и исчезнет.

По оценкам ученых, леса в мире исчезают быстрыми темпами и находятся в критическом состоянии. К концу тысячелетия мы можем потерять их на всем земном шаре. Сейчас, глядя на живописную природу, кажется, что это далекое будущее, но наши действия его приближают. Я часто вижу, как на месте растительных сообществ, которые я изучала, все вырубается и застраивается. Мне надоело писать некрологи. Сумеем ли мы бережно отнестись к тому, что было создано природой?