Прозаседавшиеся? Климатические саммиты ООН 29 лет не могут остановить глобальное потепление. Они вообще нужны?

Уже 29 лет представители почти двухсот государств ежегодно собираются на климатический саммит под эгидой ООН. Его называют «Конференция сторон» (Conference of the Parties), или просто COP. Каждый год к аббревиатуре добавляют новую цифру — COP27, COP28, COP29. Первый саммит состоялся в 1995 году в Берлине, а последний завершился в ноябре 2024-го в Баку. И уже известно, что следующий, COP30, пройдет в Бразилии.

Цель саммитов — синхронизировать усилия государств для борьбы с изменением климата. В преддверии каждого звучат амбициозные планы: добиться отказа от ископаемого топлива, сократить выбросы парниковых газов, дать развивающимся странам деньги для адаптации к глобальному потеплению. Все это должно, по мнению ученых и политиков, остановить климатический кризис. Но получается пока не слишком:

• Ни одно государство за 29 лет не отказалось от добычи и использования нефти и газа, а к полному отказу от угольной энергетики пришла только Великобритания.
• Объемы выбросов парниковых газов не только не сократились, но растут — в 2023 году Всемирная метеорологическая организация заявила об их рекордной концентрации в атмосфере.

Планета продолжает нагреваться. Лето 2022 года было самым жарким за всю историю наблюдений в Европе, а 2023 год стал самым жарким уже во всем мире. С большой вероятностью 2024 год поставит новый температурный рекорд.

Так есть ли смысл в климатических саммитах? «Кедр» разбирался, почему переговоры до сих пор не принесли существенных результатов и стоит ли их продолжать.

Планетарная история парковки

На улице жарко. Окна открыты, в помещении час сидят 11 российских журналистов и слушают историю о том, как вместо парковки в малюсеньком муниципалитете в пригороде Парижа сделали пруд. Ситуация была понятна уже через 15 минут после начала встречи. Власти хотели еще одну парковку рядом с мэрией, а граждане — привести в порядок заросший пруд, а не засыпать его. Понять, кто победил, легко — под окнами здания пруд.

Когда через полтора часа сотрудник мэрии предложил журналистам задать вопросы о гражданском обществе во Франции, лишь один, еще не до конца потерявший сознание от 40-градусного марева, спросил: «Сколько времени вы договаривались?» Не смутившись, чиновник ответил: «30 лет, кажется, но у нас большой опыт переговоров. Мы привыкли».

История климатических переговоров — это выросшая до масштабов планеты история парковки. Она длится почти 30 лет, но никак не выйдет на финишную прямую. Ее ключевое отличие от французского примера в том, что у французов большой исторический опыт договоренностей, а у мира — нет.

Договориться о сокращении выбросов сложнее, чем об ограничении стратегических вооружений, ведь в климатических саммитах участвуют не только политики, но и многочисленные представители бизнеса, а речь идет о перестройке всей мировой экономики.

«Я думаю, все согласны»

Начало международных климатических переговоров было многообещающим. 1995 год, Ангеле Меркель — 41. Недавно она заняла должность министра охраны окружающей среды Германии и почти сразу стала президентом первого климатического саммита ООН. Мероприятие проходило в Берлине в конце марта, в городе было прохладно, около 8 °C.

Мир еще только начинал осознавать, что глобальное потепление представляет угрозу. На переговоры приехали представители 126 государств, чтобы «принять экстренные меры по сохранению климата». Политики в Европейском союзе были полны оптимизма: сам факт проведения саммита считали большой победой и заявляли, что Европа должна стать лидером климатической повестки.

Переговоры проходили в футуристическом здании Конгресс-холла. В нем разместили несколько электрокаров Daimler-Benz — как символ чистого экологического будущего. На последнем заседании, где делегатам надо было проголосовать за текст общего решения, в котором обозначили необходимость сокращения выбросов парниковых газов, представитель Саудовской Аравии поднял руку, чтобы возразить.

«Я думаю, все согласны», — произнесла Ангела Меркель, проигнорировав возражения делегата, и с такой силой опустила молоток председательствующего на подушечку, что он разлетелся вдребезги.

Но все-таки решение о сокращении выбросов принято не было — регламент климатических переговоров предполагает, что к согласию должны прийти все страны. Главным результатом COP1 стала договоренность собираться раз в год, проводить поочередно конференцию на шести континентах, а также заниматься разработкой международного соглашения по сохранению климата.

Россию на COP1 представлял цвет отечественной науки: глава Минприроды (и последний ученый на этой должности), гидролог Виктор Данилов-Данильян и директор Института глобального климата и экологии Юрий Израэль. Благодаря Израэлю в документах COP1 появилось замечание о необходимости учитывать способность природных территорий поглощать углекислые газы из атмосферы при рассмотрении вопроса о сохранении климата. Ученый вряд ли догадывался, что сегодня власти будут пользоваться его предложением как «лазейкой»: вместо сокращения выбросов от промышленности просто обновлять данные о поглотительной способности экосистем.

В 2021 году глава Минприроды Александр Козлов заявил: «Запад дает данные, что углеродный баланс российских лесов — 614,5 млн тонн СО₂ эквивалента в год. Но мы посчитали, что он гораздо выше: 1,6 млрд тонн СО₂». Правда, с подсчетами вышла неразбериха. В октябре 2024 года Институт глобального климата и экологии пересчитал поглотительную способность российских лесов и выяснил, что в 2021 году она была не  на 1 млрд тонн, как об этом говорил министр), а на 249,7 млн тонн выше, чем считалось ранее. И может статься, что эти данные тоже когда-нибудь будут пересмотрены.

Киотский протокол: между террористами и тортом

Но пока еще никто не играет со статистикой. Идет 1997 год, международная конференция по климату проходит в бывшей японской столице Киото. Страны-участницы готовятся согласовать первый международный договор о снижении выбросов парниковых газов.

Общая канва соглашения, предлагаемая развитыми странами, такова: они сокращают выбросы сами и помогают в этом развивающимся государствам. Но при обсуждении вскрываются противоречия. Китай настаивает, что развивающиеся страны вообще никаких обязательств брать на себя не должны, а Исландия и Норвегия предлагают не устанавливать единый показатель снижения выбросов для всех, а рассчитывать для каждой страны свой.

Впервые переговоры не заканчиваются в срок. В самом конце,

пытаясь достичь согласия, делегации не спят 24 часа. Когда становится очевидно, что из-за существующих противоречий подписание протокола под вопросом, делегат от ЕС начинает рыдать.

Итоговое решение, названное Киотским протоколом, было принято, хотя оказалось — как и все на климатических переговорах — компромиссным. Развитые страны обязались к 2012 году сократить общий объем своих выбросов на 5,2% относительно уровня 1990-го. При этом Швейцария должна была сократить эмиссию на 8%, США — на 7%; Канада, Венгрия, Япония и Польша — на 6%. Россия, Новая Зеландия и Украина должны были стабилизировать свои выбросы, в то время как Норвегии даже разрешили их увеличить на 1%, Австралии — на 8%, а Исландии — на 10%.

Но принять соглашение — мало. Предстояла его ратификация. Пока страна не ратифицирует документ, она не берет на себя обязательства по его выполнению. Вопрос упирался в США — вторую после Китая страну мира по выбросам CO₂. Соединенные Штаты — один из мировых лидеров по экспорту нефти, лоббисты добывающей промышленности имеют в ней влияние и на правительство, и на парламент. Добиться ратификации Киотского протокола оказалось невозможным даже при администрации Билла Клинтона, а когда на посту президента его сменил климатический скептик Джордж Буш-младший, стало понятно, что страна не будет ратифицировать договор.

На конференции 2006 года в Гааге глава делегации США, бывший гендиректор химической компании Monsanto Фрэнк Лой заявил, что Штаты не торопятся брать на себя обязательства по сокращению выбросов, потому что отказаться от нефти и угля очень сложно. После этого двери зала распахнулись и «элегантно одетая женщина», стремительно войдя в зал, запустила в Лоя шоколадным тортом. Так она выразила протест против позиции США. Женщину не задержали и даже не опознали.

Киотский протокол так и не стал «волшебной таблеткой» для спасения климата: сделать это без США с их мощнейшей экономикой и масштабнейшими выбросами, оказалось невозможно. Более того, из протокола, видя поведение соседа, вышла Канада. Да и другие страны, даже ратифицировав документ, отдали предпочтение традиционным методам развития экономики: суммарная эмиссия CO2 в развитых странах продолжала увеличиваться и к 2011 году выросла на 11% по сравнению с 1990 годом, Китай нарастил свои выбросы на 7,2%, а Евросоюз лишь незначительно снизил  — на 0,3%.

Переворот с компенсацией

В 2010 году кресло исполнительного секретаря Комиссии ООН по изменению климата заняла дипломатка из Коста-Рики Кристиана Фигерес. Она получила образование антрополога, в начале карьеры изучала обычаи племени Брибри в родной стране и с уважением относилась к базовым ценностям разных народов.

«Саудиты сидят на месторождении очень дешевой нефти. Можете ли вы осудить их за попытку защитить источник дохода и его сохранения, насколько это возможно? Я не могу это осуждать», — говорила Фигерес.

Она не собиралась искать виновных в климатическом кризисе, ее цель состояла в том, чтобы призвать нефтяные державы инвестировать в «технологии будущего» — возобновляемую энергетику. Начался поиск таких принципов климатической политики, которые объединили бы все мировые державы. Они и стали основой нового Парижского соглашение по климату.

Основные принципы Парижского соглашения:

1. Цель — удержать рост глобальной температуры «значительно ниже» 2 °C по сравнению с доиндустриальным уровнем, приложить усилия для ограничения в пределах 1,5 °C.
2. Каждая страна-участница обязуется подготовить, сообщить и поддержать национальные цели по сокращению выбросов (NDC).
3. Раз в пять лет проводить оценку прогресса в достижении NDC.
4. Развитые страны обязуются поставлять развивающимся ресурсы для сокращения эмиссии и адаптации к климатическим изменениям.
5. Соглашение поощряет передачу «зеленых» технологий.
6. Для спасения климата странам необходимо достичь углеродной нейтральности к 2050 году.

Последний пункт заслуживает особенного внимания. Он концептуально поменял взгляд на борьбу с изменением климата, предоставив государствам возможность не сокращать выбросы любой ценой, а «компенсировать» их через поглощение экосистемами. Эта модель выглядела более удачной для бизнеса, которому теперь предлагалось не «сжиматься», а активнее инвестировать в природоохранные проекты.

Однако существенный минус этой концепции в том, что выращивание лесов или восстановление мангровых зарослей может дать первый эффект не раньше, чем через 20-30 лет, а выбросы нагревают планету уже сейчас. Более того, у некоторых стран — как это демонстрирует Россия — возникает соблазн пересчитывать поглотительную способность своих экосистем.

Концепцию «углеродной нейтральности к 2050 году» иронично раскритиковала экоактивистка Грета Тунберг, заявив, что установила нетто-нулевую цель по ненормативной лексике: каждое свое неподобающее высказывание она пообещала «компенсировать, говоря что-нибудь приятное».

Так нужны ли переговоры?

Последний климатический саммит в Баку стал одним из самых скандальных. Он начался с заявления президента Азербайджана Ильхама Алиева о том, что нефть является «даром божьим», и обвинений западных стран в лицемерии. А закончился ожесточенным спором о том, сколько денег развитые страны должны давать развивающимся на адаптацию к изменению климата: представители развивающихся государств называли желаемую сумму — от $1 трлн до $5 трлн в год, тогда как делегации от развитых оказались готовы давать лишь $300 млрд.

Однако, если абстрагироваться от того, что главные цели остаются недостигнутыми, окажется, что локальные результаты у саммитов COP тоже есть. В том же Баку Великобритания, Бразилия, Канада, Австралия и Германия создали «Альянс чистой энергии», договорившись в три раза увеличить мощности своих возобновляемых источников и в два раза — энергоэффективность промышленности и иной инфраструктуры (например, городского освещения). А 42 страны и Евросоюз как наднациональная организация решили инвестировать $500 млн в снижение выбросов метана — одного из основных парниковых газов.

На прошлом саммите в Дубае 123 страны подписали декларацию по климату и здоровью: они будут совместно разрабатывать меры по адаптации систем здравоохранения к глобальному потеплению, ведь из-за волн жары нагрузка на медицинские клиники кратно возрастает. В 2019 году на саммите в Нью-Йорке Франция и Новая Зеландия объявили о запрете на разработку новых нефтяных и газовых месторождений на своих территориях.

По мнению эксперта Международного центра устойчивого энергетического развития под эгидой ЮНЕСКО Михаила Юлкина, переговоры уходят от формата, когда все страны договариваются со всеми. Соглашения в ближайшем будущем будут достигаться тет-а-тет между странами и бизнесом.

Аналогичного мнения придерживается эксперт Колумбийской климатической школы (США) Стивен Коэн: «Масштабные политические заявления на этих собраниях гораздо менее важны, чем обмен идеями и выстроенные отношения», — пишет он. Коэн указывает, что основная роль саммитов COP — влияние на людей: от политиков и руководителей бизнесов до молодых сотрудников в корпорациях. И это влияние оказывается успешным: «Экологическая устойчивость вошла в корпоративную культуру и рассматривается как “лучшая практика управления”. Молодые люди, входящие в деловой мир, понимают это и трансформируют корпорации изнутри. <…> Именно человеческая изобретательность, создание новых технологий и бизнес-моделей в конечном счете решит климатический кризис и кризис глобальной экологической устойчивости».

К реформе COP в сторону более частых, но меньших по масштабу мероприятий призвали и в Римском клубе — организации, объединяющей мировую научную элиту. Клуб направил исполнительному секретарю климатических переговоров Саймону Стилу письмо, в котором предложил ограничить число лоббистов нефтегазовой отрасли на переговорах, а также создать научный совет, который бы оперативно знакомил стороны с последними исследованиями в области климата.

При этом нельзя не сказать, что даже у действующего формата саммита есть пусть медленный, но видимый прогресс в достижении глобальных целей.

В 2023 году в Дубае страны впервые за 28 лет договорились о «постепенном отказе от ископаемого топлива». В Баку — определили размер климатического финансирования для развивающихся стран (те самые $300 млрд, к которым могут добавиться добровольные пожертвования от бизнеса). На саммите в бразильском Белене делегатам предстоит определить, каким образом и в какие сроки будет происходить отказ от нефти, угля и газа.

Примиряя все за и против международного переговорного процесса, эксперты подчеркивают, что без попытки договориться человечество вряд ли сможет справиться с климатическим кризисом. И очевидно, что на этом подходе «от противного» борьба с глобальным потеплением сегодня и держится.