Спасти море Репортаж с анапского побережья, где волонтеры, собирая мазут, падают в обморок, а власти уверяют, что «все контролируют»

Полдень 21 декабря. На набережной Анапы людно — беззаботно гуляют пенсионеры, семьи с детьми, собачники, компании подростков. Играют уличные музыканты, люди обсуждают собственные дела — все кажется обыденным, кроме фигур, бредущих вдоль моря в респираторах и защитных костюмах. Их ноги по колено замотаны плотными мусорными мешками, они загребают лопатами горсти камней и песка и раскладывают их по мешкам. Гуляющие по набережной посматривают в их сторону сверху вниз, продолжая выходной променад.

На пляжах плавится мазут — более 50 км береговой линии от Таманского полуострова до Анапы покрыты густой, липкой субстанцией. Сотни волонтеров день за днем убирают загрязнение и отмывают пострадавших птиц.

15 декабря в Керченском проливе потерпели крушение танкеры Волгонефть-212 и Волгонефть-239, перевозившие не менее 9 тысяч тонн мазута. Как минимум 4 тысячи тонн попали в Черное море. Уже на следующий день топливо начало выбрасывать на пляжи Краснодарского края, а к 22 декабря нефтепродукты достигли Крыма.

Во время своей «прямой линии» Владимир Путин назвал случившееся «экологической бедой», но сослался на губернатора Краснодарского края Вениамина Кондратьева, который якобы «сосредоточил группировку из 4 тысяч человек» для устранения последствий разлива и не просил у Москвы дополнительной помощи. Это разозлило людей, которым за пару недель до Нового года приходится своими руками разгребать последствия техногенной аварии.

Корреспонденты «Кедра» Анастасия Троянова и Марина Сычева побывали на изуродованном мазутом анапском побережье и поняли, что масштабы экологической катастрофы осознают не все — причем не только представители власти, но и некоторые местные жители.

«Панику создают на пустом месте»

Нина родом из Пскова, но последние 22 года живет в станице Благовещенской близ Анапы. Она собирается поехать на расчистку пляжа, но пока не может выбраться — работает. Когда спрашиваю ее про «беду», с недоумением уточняет, что именно я имею в виду? Разлив нефтепродуктов в интерпретации Нины в категорию катастроф не попадает.

«Знаете, масштабная авария — это как в Чернобыле. Сколько погибло людей и животных от радиации! А у нас панику создают на пустом месте. Надо идти и собирать, чтобы пляжи были чистые, к лету все наладится. Что люди не смогут — море само сделает. Нефть, мазут — это же все природное, природа справится», — говорит она с уверенностью.

Нина, еще не бравшая в руки лопату и не ощутившая последствий от его уборки, ехидничает над теми, кто уже убирается на пляжах. Она вспоминает одно из волонтерских видео, на котором пенсионерка, убирающая пляж, расплакалась от бессилия. Нина замечает: «Ну а чего плакать, слезами не поможешь, надо работать. Никто не заставляет вас туда идти и рыдать. Или славы хочется?»

Сергей из Сургута живет в Анапе девятый год. Сам видел загрязнение в устье реки Анапки и на центральном пляже. Как и Нина, он думает, что летнему сезону 2025 года ничего не угрожает. «Всякие гурманы, может быть, не поедут, но у нас тут есть отели с бассейнами, им это море нахрен не надо. Зачем вообще в нем купаться? Питательные вещества я от него и через воздух получаю. Может быть, больше простых людей поедет. С деревень, с колхозов, с шахт, которые по уши в этой соляре, в этом мазуте ковыряются. Шахтеров видели по телику? Вы че думаете, их мазут испугает? Они приедут и наоборот расскажут, как его оттереть лучше».

«Доказать, что в море купаться можно»

Пока я общаюсь с волонтером Оксаной, к нам подходит пенсионер и спрашивает, насколько опасно сейчас купаться в море. До этого он ходил вдоль берега и пытался на глаз оценить загрязнение воды.

— Я запах слышу и вижу пятнышки небольшие, — говорит он.

— Так это мазут, он опасный. Здесь нельзя находиться без респиратора, — опешив, отвечает ему Оксана. 

— Это на несколько лет уже, да? Я местный, зимой купаюсь, моржуюсь, не знаю, стоит ли сейчас.

— Я бы не рискнула и вам не советую, — когда он отходит, Оксана поворачивается ко мне и продолжает: — Вот люди не понимают, что такое мазут, и это страшно.

Оксана приехала в Анапу из Новокузнецка. Вспоминает черный снег на своей родине и грязный воздух, из-за которого она решила перевезти своих детей к морю — у них бронхиальные заболевания. Говорить спокойно о случившемся она не может — голос дрожит, к глазам подступают слезы. О случившемся узнала по телевизору, но пока сама не вышла на берег, не понимала масштабов проблемы.

«Жалко птиц, жалко рыб, всех жалко. Многие, может быть, не понимают, но это действительно экологическая катастрофа.

Без слез невозможно смотреть. Комок в горле. Все время вот тут тревога», — она прикладывает руку к груди. — Сердце не на месте.

Рассказывает, как ей написал один из коренных анапчан: «Он говорит: тебе что, больше всех надо? Сами все сделают. А я не понимаю такого отношения. Как так, это же твой дом!»

В это время за нашими спинами собираются участники клуба «Солнечные моржи Анапы», который практически полностью состоит из пенсионеров. Они растягивают флаг России и свою символику, репетируя кричалку для видео: «Россия — это мы! Черному морю — жизнь!».

Руководитель клуба Вадим Николаев разговор начинает официально: «Работы по уборке мазута ведутся практически круглосуточно. Помогает нам вся Россия. Сам я и на пляжах убирался, и птицу отмывал. Сначала не хватало людей, но теперь к нам едут со всей страны. Мы стали как единое целое».

Потом он начинает с любовью рассказывать о море как о живом существе, которое сейчас «просто болеет». Предполагает, что «Солнечные моржи» все же устроят заплыв до или после Нового года, «чтобы порадовать людей и показать, что в море купаться можно». И вдруг восклицает: «Смотрите, мальки!». В воде действительно видна стайка мальков, но прямо над ними растягивается радужное пятно от черной кляксы, дрейфующей по поверхности.

«Мышиная возня»

На каменистых пляжах волонтеров-уборщиков в разы меньше, чем на песчаных. На первый взгляд серая галька не выглядит загрязненной, но если копнуть на пару сантиметров вглубь, становится ясен масштаб проблемы. Одна из девушек, собирая грязную гальку и стряхивая ее в мешок, тихонько приговаривает: «Вот за что нам это, за что?»

Кто-то трет камни тряпками, другие просто сгребают их в мешки. Все знают, что скоро придет шторм и их работа будет помножена на ноль — волны принесут новую порцию мазута.

— Мы не справимся сами. Нужна помощь федералов, чтобы прислали технику. Сейчас это просто мышиная возня, — говорит одна из волонтерок.

— Мы фигню делаем, — подключается к разговору другая девушка. — Мы своими мазутными руками и ногами еще больше пачкаем. Посмотрите, как к нам все цепляется, — она поднимает замотанную пакетом стопу в мазуте и показывает прилипшую гальку. 

— Оно везде, — добавляет мужчина, — на глубину ладони и дальше, — он делает ямку в камнях и показывает черную руку в перчатке, которая только что была чистой.

Большинство работающих здесь волонтеров уже были на песчаных берегах и пришли на гальку, потому что «о ней забыли». Рассуждают, что на песке хотя бы виден «край», понятна механика уборки, и потому морально и физически работать легче. А что делать с галечными пляжами, пока никто не знает. Один из сотрудников МЧС говорит мне, что, возможно, каменные пляжи будут обрабатывать специальными химикатами.

«Мы кричим “SOS!”» 

Пляж детского курорта «Вита» усыпан сотнями черных мешков. Запах мазута начинает доноситься еще у отелей первой полосы — сначала еле слышный, потом нарастающий до отвратного вкуса на языке. Приходится надеть респиратор.

Море волнуется и плюется черной слизью, оставляя на берегу новые язвы. Ночью к берегам продолжает подносить пострадавших от мазута медуз. В их желейных телах — черная взвесь.

На пляже Джемете, как и на других, люди работают с рассвета. Одни держат мешки, другие грузят в них ядовитую смесь. Сегодня солнечно — мазут на лопате тянется как карамель.

В ста метрах от волонтеров орудует одинокий трактор. Елена Лейтан, руководитель ТОС «Маяк» из Анапы, рассказывает, что его нанимают на деньги обычных людей и владельцев отелей. Час работы стоит 4 тысячи рублей.

Один из участников ТОС берет меня за плечо, разворачивает к трактору и говорит: «А вот теперь посмотри под его гусеницы. Видишь, он втаптывает часть мазута еще глубже. Представляешь, как летом, в сорокоградусную жару, все это начнет благоухать?».

ТОС ездит по береговой линии с инвентарем, едой и напитками для волонтеров. Елена Лейтан вспоминает, как начиналась катастрофа:

«Все надеялись, что в море не будет выброса, потом — что разлив локализуют [боновыми заграждениями]. Но 16 декабря все стало выносить на пляжи. Это нужно убирать техникой, а ее не хватает. Я не думаю, что сезону-2025 быть.

Работы здесь не на дни, а на месяцы. Лопатами и людьми победить не сможем. Мы кричим «SOS!», нам нужны высокотехнологичные инструменты.

Еще Елена возмущается, что сейчас на расчистках не хватает бригад скорой помощи с сорбентами и кислородными масками — волонтеры иногда падают в обморок, надышавшись парами мазута. Некоторые из них работают в обычных медицинских масках, некоторые — в строительных респираторах. Ни то, ни другое не спасает: люди часто жалуются, что им тяжело дышать. В соцсетях уже немало сообщений о том, как у работающих на побережье начинаются аллергические реакции, обостряются бронхо-легочные заболевания. У меня самой через полтора часа в респираторе начинает раскалываться голова».

Параллельные миры

За разливом мазута наблюдают не только волонтеры и жители Краснодарского края, но и люди из других регионов. 15 декабря добровольцы запустили спутниковый мониторинг: они докладывают обстановку в море и на суше, следят за направлением ветра, движением нефтяного пятна и делают прогнозы о новых выбросах мазута. Профессиональные экологи и орнитологи удаленно дают свои рекомендации по отмыву птиц от мазута. Но на местах профильных специалистов не хватает. Как никогда чувствуется отсутствие «в полях» сотрудников международных экологических организаций, которые в России теперь запрещены.

Поражает самоорганизация людей — к телеграм-чату «Разлив нефти в Черном море» постоянно присоединяются участники, сейчас их уже больше 80 тысяч. Здесь волонтеры оповещают друг друга о новых выбросах мазута, запрашивают средства индивидуальной защиты, координируются для поездок на побережье, а психологи — оказывают им профессиональную помощь. Есть в чате и разговорные ветки, где люди злятся на бездействие властей, недостаточное или недостоверное освещение ситуации журналистами, блогерами и знаменитостями. А еще сетуют на губернатора Кондратьева, который то рапортует о работе большого количества техники и спасателей, которых почти не видят на побережье, то об ударных темпах уборки.

Читаю в болталке:

• «Написала в официальном чате артиста Шамана просьбу рассказать об экологической катастрофе. Такого количества [негатива] от его поклонников давно не видела, были даже угрозы разобраться со мной через правоохранительные органы. Пойду сдам билеты на его этнооперу и вложу их в благотворительность».
• «В новостях на НТВ про Анапу говорили, и больше всего выбесила фраза: “Помогать убирать мазут вышли даже жители”. В смысле даже? 90% помощи — это обычные люди».
• «Администрация города и края умалчивают масштаб происходящего и на пресс-конференции сказали, что сезону-2025 ничего не угрожает».

Чиновники и население живут будто в параллельных мирах, что особенно заметно по официальному каналу губернатора Кондратьева, под постами которого люди, уже не стесняясь в выражениях, докладывают реальную обстановку. «Птицы умирают! Запах стоит жуткий! Конца и края нет этому! Людей не хватает катастрофически! Техники мало, огромное количество необходимых средств безопасности закупается на пожертвования, делается силами волонтеров! Где все эти тысячи спецслужб? Их тут нет!»

Спецслужб по побережью и впрямь работает мало — и это выглядит пугающе. На шестой день после крушения танкеров нам встретилась лишь одна бригада МЧС из 40 человек, работающая на побережье близ станицы Благовещенской. По словам начальника бригады Федора Якимчука, в зоне катастрофы работают еще два подразделения ведомства: Кубаньспас и аэромобильная группа главного управления МЧС России по Краснодарскому краю — все они действуют в разных местах.

Спасатели, как и обычные волонтеры, орудуют лопатами. Тракторы задействованы только для вывоза мазутных мешков. Якимчук признает, что вывозить их оперативно на перерабатывающие предприятия не получается.

«Я все-таки надеюсь, что даже когда лето наступит, подъема нефтепродуктов не будет. Если он притонул, где дно глубокое — 20 и более метров — то там температура всегда низкая, и он уже не поднимется. А море все переработает. Я думаю, что урона большого не должно быть. Он есть, конечно, но он не будет катастрофический. Я думаю, что и берег нормализуется, и все будет хорошо», — говорит Якимчук.

Мы беседуем на фоне спасательной шлюпки с танкера «Волгонефть-212», которую выбросило под Благовещенской, и я с трудом разделяю оптимизм офицера МЧС. Спасатели, большей частью молодые ребята до 35 лет, фотографируются у шлюпки на фоне вечернего южного неба и шумящего моря. А оно — продолжает «отхаркивать» мазут.

К шести часам вечера работа спасателей окончена. Они уезжают на последнем тракторе, забравшись в прицеп поверх мазутных мешков. Маленькие группы волонтеров поодаль продолжают махать лопатами даже после захода солнца.

Скорая помощь для птиц

Яна — одна из десятков волонтеров, помогающих спасать птиц в штабе поселка Витязево. Женщина приехала на море в отпуск, но когда осознала масштаб катастрофы, решила остаться: «На работе сообщила, они сказали: “Все нормально, мы тебя ждем”. Я сюда приехала вообще-то посмотреть жилье, хочу переехать из Красноярска. И у меня еще дочка должна родить через неделю. Зовет меня, плачет: “Мама, приезжай, помоги”. А я отвечаю: “Доченька, пойми, я не могу птиц бросить, они тут погибают”». 

Она почти не отдыхает: говорит, что в один из дней три раза вышла на улицу — каждый ровно по одной минуте.

Штаб — здание автомойки, которое волонтерам предоставил местный бизнесмен. «Грязный» цех для мытья птиц, «чистый» — куда их передают после. Отдельное помещение — для инвентаря и вещей добровольцев, рядом на базе кафе полевая кухня с едой, водой, горячими напитками и молоком, которые передают сюда со всей округи.

Поместить внутрь все и всех невозможно, поэтому на улице в любое время суток кипит жизнь и множатся следы спасательной операции: бочки и канистры с мазутной водой после помывки птиц, коробки для новых «пациентов», в которых уже проколоты дырочки, пакеты с ветошью, оттаивающая рыба для кормления.

Между двумя «цехами» ездят машины — «ловцы» привозят новых животных,  туда-сюда бегают люди в защитных костюмах и респираторах. На груди каждого «птичьего» волонтера написано имя, а иногда и функция, которую выполняет человек: координатор по лекарствам, ответственный за регистрацию птиц, главный по рыбе. К 22 декабря поступающей гуманитарной помощи становится настолько много, что приходится выделить несколько человек под ее разгрузку и сортировку.

На одну из дверей «чистого» цеха приклеены детские рисунки, которые были вложены в «передачки». На них надписи: «Спасибо за ваш труд», «Пусть птицы будут здоровы!», «Вы наши герои!», «Спасибо за спасенные жизни».

Атмосфера в птичнике напоминает ковидные времена — те же средства защиты, та же усталость в глазах людей и невозможность бросить «пациентов». Сразу видно тех, кто работает в «грязном» цеху, — в нем птиц оттирают крахмалом или мукой, чтобы снять первичные следы мазута, и только потом переносят в теплую воду, где в ход идет чистящее средство. Ресницы, брови и торчащие из-под защитных шапочек волосы этих людей покрыты будто бы сединой, мука забивается в мимические морщинки, ложится на лицо и костюм, смешивается с мазутом и коричневыми частицами опадает на землю.

На одну птицу нужно два человека — один держит, другой оттирает перышки, и так по очереди в течение минимум двух часов, но может быть и четыре, если случай сложный. У каждой птички своя коробка с пеленкой, номером, комментарием по состоянию и расписанием приема сорбента и препарата «Гептрал», необходимого для поддержки печени, а также кормления — пернатых потчуют теплой хамсой, а малышам выдают измельченные куриные сердечки. Большая часть спасаемых птиц относятся к семейству поганковых — чомги, черношейные, серощекие, большие и малые поганки, но также попадаются бакланы, лысухи, хохотуньи, озерные чайки, хохлатая чернеть, утки и даже вороны с голубями.

За чистотой птиц строго следят — осматривают со всех сторон, а при нахождении остатков мазута или пены отправляют обратно в «грязный» цех.

Ветеринары и орнитологи осматривают пернатых на предмет ран, переломов, вывихов или повышенной температуры. Затем им моют клюв и носовые проходы, закапывают глаза каплями для заживления роговицы, дают воду, сорбент и аккуратно заклеивают кончик клюва. После мытья клюв снова проверяют — может быть срыгивание мазута. Тогда его вновь очищают, дают «Гептрал» и отправляют на сушку.

В себя птицы приходят в другом штабе — на улице Жемчужной, где оборудовали теплое помещение для первичной реабилитации. Здесь каждые два часа их поят водой, дают сорбент и «Гептрал», продолжают кормить и даже смачивают лапки водой, чтобы кожа не высыхала и не трескалась. В основном птицы стабильны — они переговариваются между собой, чистят перышки, выглядывают из коробок. Но есть и слабые особи, требующие повышенного внимания ветеринаров.

Клена приехала из Новороссийска и выполняет функции ветеринара на Жемчужной — женщине пришлось вспоминать навыки ветеринарной практики, которую она оставила около 20 лет назад. Клена пытается донести до волонтеров, что птицы — дикие, и чем меньше у них будет контакта с людьми, тем лучше для их выживания. «Не надо их баюкать, обнимать, сюсюкаться, фотографироваться, но всем этого не объяснишь». Через десять минут она сделает нагоняй двум девушкам, которые слишком долго засиделись с чомгами, уже успели дать им имена и снять вместе с птицами несколько видео.

Клена собрана и не дает себе слабины. Наш вопрос о чувствах застает ее врасплох: «Когда увидела птиц в мазуте, перестала спать ночью, — она отворачивается, стесняясь своих слез, просит умолчать о них и, чуть всхлипывая, продолжает: — Это непростительная ошибка», — имея в виду вышедшие в штормовое море танкеры.

С Жемчужной птиц направляют на передержку в «Российское биологическое общество» в Ставрополье, но сейчас идет поиск более близких точек, где пернатые могли бы остаться надолго — до полной смены оперения.

Руководит «птичьим отделом» известный краснодарский эколог Евгений Витишко, который в разговоре с «Кедром» особенно отмечает вклад женщин. Их и впрямь среди волонтеров большинство — что среди работающих с птицами, что на пляжах.

«Я сам не ожидал такого отклика от людей, с подобным энтузиазмом сталкивался только во время наводнения в Крымске. Все наше волонтерское движение — про жизнь. Я столкнулся здесь с огромным количеством удивительных людей, меня до слез восхищают их истории и поступки. Диабетики отдают свои инсулиновые шприцы, вчера женщина на костылях пришла с желанием помогать — мы посадили ее рвать ветошь для обтирки птиц. Когда-нибудь я напишу об этом книгу».

Здравствуй, танкер, Новый год

«Как обычно, наверное, халатность. Тех людей, которые заботятся о прибыли и совершенно не думают о том, что нужно потомкам оставить природу хоть в каком-то нормальном виде», — отвечает на вопрос «кто виноват» один из волонтеров на расчистке пляжа.

«Это не просто «беда», это экологическая катастрофа, причем, как мне кажется, мирового масштаба, — считает Елена Лейтан. — Когда Северный поток взорвался, это, видите ли, для них [властей] катастрофа! Но у нас тут все намного хуже, мазут может дойти и до Турции. Здесь исчезают ценные территории — Витязево и Благовещенка были золотыми пляжами анапской пересыпи, а что с ними будет теперь? У меня в голове не укладывается, как речные танкеры оказались в шторм в этом месте». 

«Ущерб будет миллиардным, дай бог, в триллион влезем, — рассуждает Евгений Витишко. — Последствия с нами надолго и еще проявят себя в курортный сезон. Мазут распределен и по поверхности моря, и на дне, и находится во взвешенном состоянии в толще воды. Когда температура поднимется, мы столкнемся с новой порцией загрязнения».

Он считает, что предстоящий летний сезон для Анапы закрыт, но если администрация и СМИ будут убедительны — люди могут поехать сюда, несмотря на опасность для здоровья.

«Вообще еще никто точно не знает, что именно разлилось с этих танкеров, никто не проводил экспертизу вещества, данных в открытом доступе нет, — добавляет Витишко. — Говорят про определенную марку (М100 — прим. редакции), но сколько в ней серы, тяжелых металлов и других компонентов, никому неизвестно. Может, оно вообще радиоактивное или перемешано с какими-то другими токсичными веществами. Почему люди, которые убирают пляж и моют птиц, будучи в респираторах и проводя в контакте с этой субстанцией не очень много времени, начинают так плохо себя чувствовать? От обычного мазута таких последствий, как правило, нет. Все это нужно тщательно исследовать».

Специалист в области экологической преступности Дмитрий Шевченко удивляется тому, что сейчас все обсуждают последствия, но не причины этой аварии:

«В 2007 году была похожая катастрофа с танкером такого же класса. И деятельность по рейдовой перевалке нефтепродуктов в Керченском проливе не запретили. Сейчас, скорее всего, тоже не запретят. Хотя эта деятельность ненормальна, ее вообще не должно быть. Появилась она в 90-е годы, когда не хватало портовых мощностей. Для экспорта нефтепродуктов использовались следующая схема: они подвозились танкерами «река-море» в район Керченского пролива, перегружались на крупнотоннажные суда морского класса и вывозились заграницу. Это касалось не только нефтепродуктов — так перегружали и серу, и уголь, и удобрения, и разные другие грузы. Прошли 90-е, инфраструктура появилась и на Таманском полуострове, и в Новороссийске. По сути надобность в перевалке отпала, особенно с такими экологическими рисками.

Но она все равно продолжается, потому что выгодна: минимальные вложения при максимальной прибыли. Не нужно содержать инфраструктуру и персонал, купи ржавую посудину и вози все, что хочешь.

Плюс никакой контролер вроде Росприроднадзора не прибежит в открытое море проверять как там дела, в отличие от порта, куда может нагрянуть проверка».

«Что еще меня поражает: расходы по ликвидации бедствия федерального масштаба легли на Краснодарский край. И все это инициировал наш губернатор Вениамин Кондратьев. То ли он постеснялся, то ли не хочет отвлекать федеральные власти от, деликатно скажем, действий в соседней стране. То есть мало того, что идет создание картинки «все хорошо, загрязнение локальное, волонтеры справятся», так еще и у самого края ресурсов на полную ликвидацию аварии не хватит», — продолжает Шевченко.

Дмитрий объясняет, что необходимо заниматься откачкой мазута из затонувших танкеров, проводить обследования акватории на предмет залежей мазута, делать прогнозы на ближайшие месяцы и готовиться к новым выбросам, а не затыкать возникающие дыры волонтерской помощью. «Хотя организовать такую кампанию по расчистке берега и спасению животных должно было государство», — резюмирует он.

Этот текст — часть спецпроекта «Экологическая карта России». Читайте наши материалы об экопроблемах в регионах страны

Читать