30 мая 2020 года Геннадий Щукин, глава общины долган — коренного малочисленного народа, проживающего на Таймыре, — зачерпнул стакан воды из реки Амбарной и чиркнул спичкой — вода в стакане загорелась. Вскоре мир узнал о произошедшей накануне техногенной катастрофе: гигантском разливе топлива из резервуаров дочки «Норильского никеля». Спустя два года Геннадий говорит: район бедствия, который тогда так бдительно охраняли от чужих глаз, по-прежнему строго оберегается от любопытных. А рекордный — 2 млрд долларов — штраф, наложенный на загрязнителя, никак не изменил к лучшему жизнь людей Таймыра.
Так происходит практически всегда: взысканные с виновников нефтеразливов средства уходят в «общий котел», механизма целевого использования этих денег на восстановление изувеченной природы в России нет.
Загрязнение в Норильске. Фото предоставлено активистами
«Не знаю, куда эти деньги упали»
Напомним, 29 мая в Норильске при разгерметизации бака с дизельным топливом на ТЭЦ-3, принадлежащей Норильско-Таймырской энергетической компании (НТЭК), которая входит в группу компаний «Норильский никель», разлилась 21 тысяча тонн горючего. Дизтопливо попало в реки Далдыкан и Амбарная, а также в озеро Пясино, из которого вытекает река Пясина, впадающая в Карское море. Сумма взысканной по иску Росприроднадзора к загрязнителю компенсации стала рекордной в истории России — 146,2 млрд рублей. «Норникель» в суде настаивал, что начисленная сумма сильно завышена.
Подробнее про аварию и ее последствия
По официальной версии, причиной инцидента стала разгерметизация одного из резервуаров из-за проседания свай фундамента. Ростехнадзор по итогам проведенного расследования сделал вывод, что причина аварии — недостатки при конструировании свайного основания резервуара, а также дефекты при его строительстве и изношенность оборудования. Кроме того, ведомство выявило нарушения при проведении экспертизы промышленной безопасности в 2018 году. По версии компании, авария могла произойти из-за таяния вечной мерзлоты, на которой стояли опоры цистерны с топливом. Но Ростехнадзор не обнаружил признаков деградации мерзлоты под фундаментом и на примыкающей территории.
Аварию и ее масштаб предали огласке не сразу. 1 июня глава Росприроднадзора Светлана Радионова заявила, что сотрудников Енисейского управления Росприроднадзора на место аварии не пропустила охрана ТЭЦ. Губернатор Красноярского края Александр Усс утверждал, что в первых сообщениях о ЧП, поступивших в органы власти, масштабы аварии скрывались.
3 июня на онлайн-совещании президент Путин попенял на то, что чиновники узнали о катастрофе из соцсетей. В результате масштабная ликвидация была начата с большой задержкой, за это время были отравлены реки Далдыкан и Амбарная, а также озеро Пясино, из которого вытекает река Пясина, впадающая в Карское море. Концентрация вредных веществ в водоемах превышала допустимую в десятки тысяч раз — таковы данные Росприроднадзора.
Руководитель Енисейского теруправления Росрыболовства Андрей Голонопулос заявлял*, что нефтепродукты дошли до Карского моря, а озеро Пясино стало мертвым.
Ростехнадзор утверждал, что несколько предшествовавших катастрофе лет не имел доступа к резервуару для проверки и уже предупреждал компанию о проблемах с хранением топлива. Журналисты «Новой газеты», расследовавшие обстоятельства катастрофы, многократно сталкивались с воспрепятствованием своей работе на Таймыре.
По следам аварии были возбуждены уголовные дела по статьям «Загрязнение вод», «Нарушение правил охраны окружающей среды при производстве работ», «Порча земли» и «Халатность»…
Помимо Росприроднадзора, добившегося штрафа в 146,2 млрд рублей, с «Норникеля» пыталось взыскать деньги и Росрыболовство — 58,7 млрд (прямой ущерб из-за гибели рыбы на сумму 3,6 миллиарда рублей и затраты на восстановление водных биоресурсов на сумму более 55 миллиардов). «Норникель» посчитал иск завышенным, по информации «Кедр.медиа», в настоящее время ведомство согласилось на мировое соглашение, сейчас стороны договариваются о его условиях.
Штраф, который «Норникель» уплатил за разлив дизельного топлива, должен был быть потрачен на улучшение экологической ситуации в Норильске и на прилегающих территориях — об этом Владимир Путин заявил на совещании с членами правительства 10 марта 2021 года, спустя без малого год после аварии. По прошествии двух лет после нее Геннадий Щукин констатирует: этих денег Таймыр не увидел.
«У нас ничего не изменилось. Не знаю, куда эти деньги упали. Я писал письма, просил, чтобы с этих денег хотя бы какая-то ежемесячная компенсация выплачивалась жителям пострадавших территорий. Ничего».
«Куда ушли эти деньги? Вообще в законе об охране окружающей среды все прописано, есть подзаконные акты: часть штрафа идет в федеральный бюджет, часть в региональный, часть в местный. В бюджет это уходит и растворяется. Механизма целевого использования этих денег, “зеленого окрашивания” нет», — подтверждает руководитель направления «Климат и энергетика» Greenpeace в России Василий Яблоков.
Таким образом, как бы ни был велик штраф, положительное решение суда вовсе не означает, что жизнь на пострадавших территориях как-то улучшится. Косвенно риск получить серьезное финансовое взыскание все же мотивирует загрязнителя предпринимать усилия по ликвидации последствий аварии: на сумму, затраченную на эти действия, штраф будет уменьшен.
С другой стороны, встает вопрос об объективной оценке этих затрат — тем паче, что, как, например, в случае с разливом на Таймыре, от глаз независимых наблюдателей место действия тщательно охранялось. Охраняется и сейчас — по словам Щукина, патрули охраны до сих пор курсируют в районе загрязнения, проезд к нему фактически невозможен. А значит, затруднительно и оценить нынешнее состояние водоемов. Люди, живущие на окрестных территориях — а это представители коренных народов Таймыра, ведущие в основном традиционный, тесно связанный с природой образ жизни, — не знают степени опасности биоресурсов, от которых зависят.
«Мы видели снимки рыбы, пораженной всякой нечистью — в пятнах, с огромным количеством паразитов внутри, — очевидно, из-за сниженного иммунитета, — говорит руководитель долганской общины. — Понятно, что есть ее нельзя. В этом году речная рыба еще не пошла, поэтому о ее состоянии невозможно говорить. Никаких анализов мы не видели. Озерную рыбу люди ловят и едят. Но не из Пясино, конечно: ловить там запрещено, да и нечего — озеро мертво. На снимках из космоса его вода абсолютно прозрачная, ни водорослей, ни растительности — химическая вода, неживая».
Сразу после разлива Щукин от имени долганских общин направил в «Норникель» список из 33 пунктов — предложение о компенсации ущерба общинам и представителям коренного народа. По его словам, из предложенного реализуется только строительство домов в таймырских поселках — точнее, их обещают построить. И ФАП — но это за счет госбюджета. «Сразу после аварии люди собирали подписи, чтоб им хотя бы помогли с продуктами, раз уж рыбы нет из-за нефтеразлива. Привезти хоть что-то в поселок, чтоб люди продержались. Но и этого не сделали», — продолжает Щукин.
Что предлагали долганы «Норникелю»:
1. Установить ежемесячные выплаты на уровне регионального прожиточного минимума представителям КМНС, попавшим в зону ЧС, на период ликвидации последствий катастрофы.
2. Купить общинам КМНС по согласованию снегоходы, стройматериалы, генераторы и т.д. (Экономическое состояние общин — не из благополучных. Гибель рыбы и запрет на ее вылов из-за загрязнения водоемов лишает их дохода и возможности приобретать необходимые для ведения хозяйства, охоты и жизни средства).
3. Отправить жителей зоны ЧС на санаторное лечение в пансионаты компании.
4. Приобрести емкости для развоза питьевой воды в поселки Усть-Авам и Волочанку, расположенные в непосредственной близости от зоны ЧС.
5. Четыре раза в год брать пробы в водоемах и проводить экспертизы.
6. Оплачивать ветеринарные экспертизы рыбы и мяса, добытых общинами.
Из обращения Геннадия Щукина к директору Заполярного филиала ПAO «ГМК «Норильский никель»» Николаю Уткину:
«С попаданием солярки в водную среду, продукция (рыба и мясо), добытая коренными малочисленными народами Севера, будет непригодна к пище и к продаже. Соответственно, основного источника дохода семьи коренных малочисленных народов Севера (КМНС) будут лишены. Ситуация для семей KMHC катастрофическая и в плане традиционного и здорового питания. О нем можно забыть на многие годы. Когда рыба пойдет на нерест и олень начнет свою миграцию, представители KMHC навряд ли смогут использовать эти ресурсы. Лабораторная экспертиза может показать наличие химического состава солярки в теле рыбы и в мясе северного оленя. Отсутствие рыбы и мяса в питании KMHC впоследствии может привести к тяжелым последствиям для здоровья человека. Зараженная рыба также даст о себе знать — с возможными патологическими последствиями для здоровья. Солярка, как целлофановая пленка, покроет поверхность воды, ляжет на дно реки и осядет на берегах рек. Береговая зона, обильно покрытая соляркой, будет создавать солярную пленку в водяной поверхности — каждую осень, в период дождей, и весной, в период таяния снега и льда. Водная флора, бионика и фауна погибнут. Икра и мальки рыб не смогут пробить слой солярки и погибнут. Массовый падеж рыбы неизбежен. Олень, попавший в зону пленки на переправах, будет покрыт слоем солярки и не сможет противостоять морозам. Туши оленей, пахнущие соляркой, не будут есть песцы, волки, медведи, а при разложении они будут являться очагом опасных болезней, при этом растительность вокруг туши тоже будет уничтожена».
«Штраф не должен быть укусом комара»
Несмотря на явное несовершенство в распределении полученных казной от загрязнителей средств, эксперт Greenpeace Василий Яблоков считает таймырский прецедент важной вехой. До этого суммы начисленных штрафов были мизерными по сравнению с причиненным ущербом. После Таймыра дело сдвинулось.
Так, в апреле суд обязал Каспийскую трубопроводную компанию (КТК) выплатить по иску Росприроднадзора 5,3 млрд рублей за разлив нефти под Новороссийском, произошедший в августе прошлого года (КТК планирует обжаловать решение суда и доказать, что Росприроднадзор неправильно рассчитал ущерб).
Разлив произошел 7 августа 2021 года во время закачки нефти на греческий танкер Minerva Symphony через выносное причальное устройство с терминала Каспийского трубопроводного консорциума. Представители КТК тогда заявил, что в море попало около 12 кубометров нефтепродуктов, а площадь загрязнения — 200 квадратных метров.
Разлив нефти у Новороссийска, спутниковый снимок от 8 августа 2021 года.
Однако ученые Института космических исследований РАН подсчитали, что площадь разлива в 400 тысяч раз больше: по данным спутникового мониторинга, нефтяное пятно составляло более 85 квадратных километров. WWF* также сообщал о загрязнении около 7 км побережья между Абрау-Дюрсо и Утришским заповедником.
Согласно протоколу, составленному инспектором Росприроднадзора (имеется в распоряжении редакции), в море вылилось 384 тонны сырой нефти. В ходе операции по ликвидации разлива собрать удалось только 40 тонн. Причиной стал вышедший из строя компенсатор, трещину на котором заметили месяцем ранее, но менять устройство не стали (так указано в протоколе). Спустя два дня после аварии содержание нефтепродуктов в морской воде в районе Большого Утриша превышало предельно допустимые концентрации в 440 раз.
Основная причина обеих — и таймырской, и новороссийской — катастроф, в широком смысле, — отсутствие своевременного ремонта и замены устаревшего оборудования. Этот же фактор является постоянным источником экологической угрозы в Республике Коми, территория которой буквально пронизана сетями нефтепроводов. Нефть сочится из них постоянно. Самым громким случаем называют «Усинскую катастрофу» 1994 года, когда из трубопровода Возей – Усинск вылилось около 100 тысяч тонн нефти. С тех пор экологи ежегодно фиксируют сотни локальных протечек на трубопроводах разных компаний, присутствующих в регионе.
В 2016 году общественные организации Коми требовали вынести на республиканский референдум вопрос замены трубопроводов, введенных в эксплуатацию до 2000 года. По оценке бывшего министра природных ресурсов России Сергея Донского, стальные трубы могут эксплуатироваться безаварийно примерно 10–15 лет. Утечки, регулярно фиксируемые в Коми, как правило, происходят на трубопроводах старше этого возраста. По данным Института проблем нефти и газа РАН, на 2013 год около 40% нефтепроводов в России эксплуатировались свыше 30 лет. Один из способствующих этому факторов — многолетняя практика низких штрафов загрязнителям. Вот лишь некоторые цифры:
2006 год. Прорыв на нефтепроводе Нижневартовск – Курган – Самара: загрязнено 8,1 га земель и протекающая рядом река, штраф — 15 млн рублей.
2012 год. Прорыв на трубопроводе, принадлежащем «Лукойл–Усинскнефтегазу»: в почву и воды попало около 100 кубометров нефтепродуктов, штраф — 1,12 млн рублей.
2016 год. Разгерметизация нефтесборного коллектора ТПП «ЛУКОЙЛ–Усинскнефтегаз», загрязнение лесного участка на площади 3 гектара. Штраф — 40 млн рублей.
«Компании занимаются экологическим демпингом. Низкая себестоимость продукции обеспечивается игнорированием экологических норм, потому что штрафы низкие, в ремонт вкладываться надо минимально, — комментирует Василий Яблоков. — Мы обсуждали с разными инспекторами, что штраф должен мотивировать компанию что-то менять. Он не должен быть укусом комара. Для крупных нефтяных компаний штраф в несколько миллионов это ничто. В конце декабря президент поручил продумать наказание за загрязнение окружающей среды, включая ограничение выплат дивидендов и оборотные штрафы. Но пока эта практика не введена. И, конечно, бизнес крайне негативно к этому предложению относится».
Дышите — не дышите
Если на Таймыре и Черном море надзорные органы начислили загрязнителям, что называется, по полной, то, например, разлив на реке Колва в мае прошлого года обошелся ООО «Лукойл-Коми» всего в 374 млн рублей. При этом точная дата разгерметизации аварийного коллектора и объем вылившейся в водоемы сырой нефти известны только из документов, предоставленных надзорным органам самой компанией — около 100 тонн (в воду ушло якобы только 9 тонн). А от объема потерянной нефти и интервала между датой аварии и началом очистных работ тоже зависит величина штрафа.
Загрязнение на Колве. Фото автора
Дата спорна потому, что пленку на реке Колва заметили 11 мая, когда сошел лед. Тогда и схватились за головы. Компания заявляла, что текло всего 6 часов. А WWF, анализируя спутниковые снимки, утверждал, что первые признаки негерметичности коллектора появились еще в марте.
Что до объема, то инженер-эколог Александр Сладкоштиев, зампред местной экологической организации «Комитет спасения Печоры», на основании открытых данных о месторождении подсчитал, что даже за 6 часов при среднем ежесуточном дебите в 2 000 тонн нефти должно было вылиться не менее 500 тонн. В пользу версии о значительном объеме вылившейся нефти свидетельствует и ее распространение на весьма значительную территорию — в 160 км от места аварии концентрация нефтепродуктов, согласно данным независимой лаборатории, превышала ПДК в 500 раз.
Еще один вопрос — ликвидация последствий. Иван Иванов, председатель «Комитета спасения Печоры», в интервью «Кедру» рассказал, что во время прошлогодней экспедиции, которую активисты организовали в августе, то есть уже после официального окончания работ по сбору нефти, видели на обмелевших берегах черно-коричневый слой остаточного загрязнения. И было это в десятках километрах ниже места разлива.
«Там никто ничего не убирал. Что осталось, то осталось. Некому проверять, да и физически невозможно убрать», — констатирует Иван.
Загрязнение на Колве. Фото автора
О социальных последствиях аварий для жителей пострадавших территорий он говорит без оптимизма. Мол, каждый раз, когда случается разлив, нефтяники обещают то асфальт положить, то питьевой водой обеспечить. И, судя по отчетам, вкладывают деньги. Но вода по-прежнему идет с превышением ПДК по вредным веществам. Когда горела скважина на месторождении имени Алабушина в Усинском районе Коми, в деревне Новикбож, в школе обещали поставить газоанализатор. Чтоб жители могли определять самостоятельно — дышать им или не стоит. И установили. Промышленный. Он показывает превышение относительно нормы, установленной для производственных площадок, где люди находятся в средствах защиты и не постоянно, она в разы выше обычной.
Число аварий на нефтепроводах в России ежегодно исчисляется тысячами. Вот, например, статистика журнала «Компания» за 2015 год: у «Роснефти» 5030 прорывов, у «Лукойла» — 3118, у «Башнефти» — 790.
50 000 тонн — такое количество нефти ежегодно попадает в окружающую среду в результате аварий на российских нефтепроводах. Эта цифра — из отчетов отечественных добывающих компаний, с большой вероятностью реальные объемы значительно выше (например, бывший министр природных ресурсов и экологии РФ Сергей Донской говорил о 1,5 млн тонн теряемой ежегодно нефти). Это рядовые, средние потери, к которым приводят локальные разливы. При этом ни один из таких случаев за последние 20 лет, не говоря уже о рутинных разгерметизациях нефтепроводов, не привел к вынесению сурового уголовного наказания кому-либо из топ-менеджеров компаний-загрязнителей.
Как начисляются штрафы за нефтеразливы. Прямая речь
Василий Яблоков, руководитель направления «Климат и энергетика» российского Greenpeace
После Норильска надзорные органы стали быстрее отрабатывать и выносить бо́льшие штрафы, и связано это в первую очередь с общественным резонансом. За что и по какой статье в принципе можно наказать — зависит от нескольких факторов. От того, где произошел разлив: лес, болото, река, море… Что именно разлилось: нефтепродукты, сырая нефть, нефтесодержащая жидкость, пластовые воды. Если речь о разливе на землях лесного фонда, здесь более разработанная правоприменительная практика. В некоторых регионах лесные службы работают довольно эффективно по нефтяному загрязнению, например, в ХМАО, ЯНАО, Коми. Нефтяники несут ответственность за арендованные ими участки леса, и разлив нефти — это нарушение санитарных правил, противопожарной безопасности. Если это, например, пожароопасный сезон, то ответственность еще серьезней. Дальше сумма штрафа варьируется уже в зависимости от того, сколько уничтожено и каких лесных пород. Ущерб рассчитывается исходя из того, что за ресурсы в результате разлива утрачены. Есть еще ущерб почве, он тоже учитывается определенным образом, например, если разлив произошел на сельхозугодьях. Тогда будут считаться потери для сельского хозяйства. А в случае с водоемами рассчитывается ущерб рыбным ресурсам. То есть идет расчет упущенной выгоды от утраты или повреждения биоресурсов. Но есть разные методики. Например, в Норильске сумма возможного штрафа, которую мы рассчитывали по формуле, оказалась в разы меньше той, которую в итоге насчитал Росприроднадзор. Потому что они применили коэффициент за задержку действий по ликвидации разлива. За каждый день отсутствия реакции, за каждый день молчания. Плюс при расчете важен объем разлившейся нефти, а с этим тоже сложно. Если речь о полном резервуаре, это одно. А в случае с Колвой — когда там начался разлив, сколько вылилось за это время? Или в Новороссийске, где в суде выясняли, на какой минуте была перекрыта труба. Потому что минутой больше — плюс десятки тонн условно. Естественно, компания будет отстаивать свои минимальные коэффициенты. Ну и контролирующие органы часто не имеют ресурсов с ними биться.
