Фонящее наследие СССР Россия до сих пор ощущает последствия гонки вооружений: отравлены и природа, и люди

Середина прошлого века ознаменовалась масштабной гонкой вооружений. Человек, казалось, приручил атом, создавая все более мощное ядерное оружие. А девиз любого советского чиновника, ученого, военного и рабочего «Догоним и перегоним Америку» — подчас заставлял не обращать внимания на «мелочи» вроде условий хранения ядерных отходов: ведь реализовывались масштабные задачи! Аварии и халатное отношение к отходам были неизбежны. В результате мы получили самое мощное ядерное оружие, которое сегодня… тихо убивает самих россиян в челябинских деревнях, на улицах Москвы, на побережье Вятки…

Часть 1. Маяк и Теча

У Натальи (имя изменено — ред.), уроженки деревни Татарская Караболка Челябинской области, сегодня радость. Ее годовалой внучке наконец-то удалили шестой пальчик на руке, также врачи смогли убрать и непонятный отросток на голове. О том, что еще может проявиться у малышки, Наталья старается не думать. Единственное, в чем она уверена на сто процентов: ее дети и внуки были бы здоровы, если бы не авария на «Маяке».

29 сентября 1957 года в закрытом городе Челябинск–40 прогремел взрыв. На комбинате № 817 (который позднее получит название «Маяк» и войдет в состав «Росатома») взорвалась подземная емкость с высокоактивными радиоактивными отходами. Челябинскую область накрыло ядовитое облако, последствия от воздействия которого местные жители и потомки тех, кто жил там в период взрыва, ощущают до сих пор.

— «Маяк» — производственный комплекс, который занимается переработкой отработавшего ядерного топлива и хранением радиоактивных отходов, — рассказывает Надежда Кутепова, правозащитница, специализирующаяся на защите жертв радиации. — Комбинат появился по заданию Сталина, поручившего Курчатову создать ядерное оружие. Плутоний был создан в лабораторных условиях, но для производства ядерной бомбы требовались большие мощности. Где их разместить? Выбор пал на Челябинскую область.

Южный Урал идеально подходил для реализации глобальной задачи: самолет-шпион не мог сюда долететь даже гипотетически. Для охлаждения и работы реакторов требовалось большое количество воды — рядом была река Теча. В 1945 году первые военные и заключенные ГУЛАГа (последних на объекте насчитывалось до 10 тысяч человек) прибыли на территорию будущего Озерска, чтобы копать котлован и строить реактор.

— Вся история «Маяка» омрачена экологическими катастрофами, — продолжает Кутепова. — Когда планировали производить плутоний, не представляли, в каких объемах будут производиться жидкие радиоактивные отходы. Для их сброса нужно было много пресной воды. И куда их стали сбрасывать? В имеющиеся водоемы. Первой пострадала река Теча. Никто не обратил внимания на то, что на ее берегах располагалось 39 населенных пунктов, где жили несколько тысяч человек. Завод, который построили в верховье реки, был секретен. Соответственно, людям не говорили, что то, чем они поливают огороды, чем поят скотину, в чем стирают — это уже не привычная им вода, а жидкие радиоактивные отходы.

Все это не могло продолжаться долго без последствий. 

В 49–50-е годы, когда «Маяк» сбросил в воду отходы активностью 3 млн кюри, 75 процентов населения села Мюслюмово заболело лучевой болезнью.

Но на здоровье жителей деревень, живущих по берегу Течи, обратили внимание лишь в 1952 году, для них был организован стационар на 10 коек. Когда стало понятно, из-за чего селяне массово болеют и умирают, было принято решение запретить деревенским жителям пользоваться рекой. Объясняли, что вода отравлена.

— В речке купаться запретили, нас постоянно гоняли патрули, — вспоминает Рафаил Нигаматьянов, житель Муслюмово. — Но в основном, конечно, доступ к воде был открыт, мы купались, рыбу ловили, скотина пила, сами воду пили. Тогда всех стали отселять из домов, которые прямо на берегу Течи стоят. Нам говорили: ничего не берите с собой, все ломайте. А почему нельзя брать, толком не объясняли. Ну как ты свое нажитое оставишь?

В 1951-м году было принято решение прекратить сброс высокоактивных отходов в Течу и начать хранить их в подземных железобетонных емкостях. Среднеактивные отходы тоже прекратили сбрасывать в реку, теперь их сливали в озеро Карачай. Низкоактивные отходы продолжили сливать в Течу, несмотря на то, что по берегам все еще жили люди. В течение десяти последующих лет 35 населенных пунктов полностью эвакуировали и ликвидировали до состояния чистой лужайки. Эвакуация происходила жестко, потому что люди не хотели покидать свои дома. Впрочем, не все деревни были переселены, часть людей до сих пор продолжает жить на побережье. И дело не в строптивости местных, а в том, что денег на переселение хватило не всем.

Только с марта 1949 года по ноябрь 1951-го, когда «Маяк» просто сливал радиоактивные отходы в реку (за это время в водоем сбросили не менее 2,8 миллионов кюри), облучению подверглись 124 000 человек в 41 населенном пункте. Часть населения (около восьми тысяч человек) тогда эвакуировали, но некоторые деревни — Муслюмово, Бродокалмак, Русская Теча и другие — остались на месте. К 50-летию аварии на «Маяке» экологи из российского отделения Greenpeace провели опрос жителей расположенного вблизи комбината поселка Муслюмово. Опрос показал, что жители страдают от злокачественных образований в 2,6 раза чаще, чем в среднем по России. По официальным данным, на онкологическом учете в Муслюмово тогда стояло в 3,6 раза больше людей, чем в среднем по стране.

Когда было принято решение хранить радиоактивные отходы на площадке комбината, мало кто понимал, как правильно это делать. Вечером 29 сентября 1957 года, пока жители закрытого города Озерск смотрели на стадионе футбольный матч, в одном из подземных контейнеров система охлаждения вышла из строя. Отходы стали быстро нагреваться, в результате произошел взрыв настолько сильный, что бетонная крышка толщиной в метр вылетела как пробка из бутылки шампанского. Радиоактивные вещества выбросило вверх примерно на километр, а дальше их стал уносить ветер.

В результате катастрофы облучению подверглись 272 000 человек в 217 населенных пунктах. Радиоактивный след шириной 30-50 километров протянулся на 300 км. 1 000 квадратных километров были изъяты из хозяйственного оборота. Ветер разнес радиоактивные вещества, в основном стронций–90. Территория, загрязненная опасными радионуклидами, сегодня известна как ВУРС (Восточно-Уральский радиоактивный след). Зона ВУРС накрыла частично Челябинскую, Свердловскую и Курганскую области. С загрязненной территории было эвакуировано более 100 тысяч человек. Авария получила имя Кыштымской по названию близлежащего города, ведь тогда Озерск был «секретным городом». По некоторым данным выброс оценивается в 1 млрд. 200 млн. кюри, что превышает показатели Чернобыльской катастрофы более чем в 20 раз.

Но на этом мучения местных жителей не закончились. Весной 1967 года произошел разнос радиоактивной пыли с озера Карачай, которое «Маяк» использовал в качестве хранилища для среднеактивных радиационных отходов со своего производства. В этот год озеро обмельчало, дно обнажилось, и ветер разнес пыль — в атмосферу вынесло 0,6 млн кюри радиоактивности. Ее разнесло на территории в 2,7 тысячи квадратных километров, там проживали 42 тысячи человек.

Что касается самого озера Карачай, то под ним образовалась подземная линза, содержащая около 5 млн кубометров жидких радиоактивных отходов. По словам Надежды Кутеповой, эта проблема была известна еще в конце 90-х годов, в своих публикациях специалисты «Маяка» утверждали, что линза движется в сторону Челябинска со скоростью 90 метров в год. Сегодня таких точных формулировок ядерщики избегают. В интернете на площадках торгов есть данные о закупке «Обеспечение поддержания в безопасном состоянии пункта хранения радиоактивных отходов водоема №9 ФГУП ПО «Маяк» на 2022-2023 годы» — это и есть Карачай.

— В аналогичном прошлогоднем контракте говорилось «о сформировавшемся ореоле загрязненных подземных вод площадью более 20 кв. км», — рассказывает Надежда Кутепова. — И о том, что «существует опасность разгрузки этих загрязненных вод в открытую гидрографическую систему». Стоимость программы для государственного бюджета — 130,5 миллионов рублей. Граждане России все это оплачивают своими налогами, но если прорыв линзы произойдет, как думаете, нас об этом предупредят?

Проблема вредоносного воздействия радиации на людей, живущих в зоне действия «Маяка», никуда не ушла и сегодня. По данным российского отделения Greenpeace, радиоактивное загрязнение по-прежнему представляет угрозу. Удельная активность стронция–90 в пробах воды и рыбы, взятых в 2017 году, оказалась выше российских официальных нормативов. Несмотря на имеющиеся радиационные проблемы, в последнее время Росатом увеличивает объемы переработки отработавшего ядерного топлива (в том числе иностранного) на комбинате «Маяк», в результате чего образуются все новые радиоактивные отходы, что еще более повышает риски, связанные с уже загрязненной окружающей средой.

В период с 2001 по 2005 год постоянно повышался радиационный фон на берегу Течи, а в 2004 году ПО «Маяк» произвело незаконный сброс более 60 млн кубометров промышленных отходов в многострадальную реку, который привел к ущербу окружающей среды на сумму в 30 млн рублей. Тогда после проверки, инициированной генеральной прокуратурой, было возбуждено уголовное дело в отношении генерального директора «Маяка» Виталия Садовникова. Результатом судебного разбирательства в 2006 году стало прекращение дела в связи с амнистией, объявленной в честь 100-летия Госдумы. 

Согласно сообщению Greenpeace, в 2017 году «Маяк» был связан с громким скандалом по выбросу в атмосферу рутения–106. Этот радиоактивный изотоп содержится в отработавшем ядерном топливе и при нарушении технологии переработки может попадать в окружающую среду. Сначала высокие концентрации обнаружили в нескольких европейских странах, а потом выяснилось, что еще ранее значительные концентрации рутения–106 обнаружены в населенных пунктах вблизи комбината «Маяк», однако Росатом скрыл эту информацию.

Что касается жителей, проживающих в загрязненной радиацией зоне, то наиболее показательны в этой ситуации истории с переселением жителей Муслюмово.

— Из Муслюмово людей отселяли двумя способами, — рассказывает Надежда Кутепова. — Выдавали жилищный сертификат по федеральной целевой программе «Жилище», но право на его получение было не у всех, только у нуждающихся. Другой способ — это программа 2005–2010 годов, которая была принята Росатомом под давлением экологических организаций. Росатом выделил 600 миллионов рублей и заключил договор с «Маяком», чтобы тот провел программу добровольного отселения жителей. В свою очередь «Маяк», который должен был выдать деньги взамен на дома, юридически не хотел этого делать, потому что сдаваемые дома тогда бы числились как собственность на его балансе.

В результате был создан Фонд содействия отселению Муслюмово, через который и проводились деньги для отселяемых селян. Впрочем, деньги быстро закончились. Еще до того, как всех переселили. А самым заметным результатом программы стало возбуждение уголовного дела по ст. 159 УК РФ (мошенничество) в отношении руководства фонда.

— Государство нас просто кинуло, — считает Венера Нигаматьянова, жительница Муслюмово. — Когда пытались хоть как-то решить вопрос с переселением, нам всегда предлагали это сделать за откат: два миллиона дадим, но вы полмиллиона назад верните. Но почему так? Где наша вина, что эту землю облучили?

Как было установлено следствием, председатель фонда Александр Родионов и его персональный водитель Александр Губанов заставляли переселенцев делиться деньгами: из положенного им миллиона 550 тысяч рублей уходили ООО «Ресурс-Плюс», фирме-однодневке. Деньги исчезли, Родионов скрылся в неизвестном направлении, а виновным суд признал Губанова, приговорив его к четырем годам условно.

В декабре 2011 года «Росатом» завершил работу по отселению в Челябинской области. Муслюмовцев официально признали переселенными, большинство из них переехали в дома в двух километрах от своих предыдущих жилищ, некоторые и вовсе остались на старом месте.

Но если муслюмовцев еще куда-то переселяли, то жителей, например, Татарской Караболки, попавшей в зону Восточно-Уральского радиоактивного следа, и вовсе не стали трогать. Почему? На этот вопрос местные жители до сих пор не знают ответа.

— Каких только предположений не звучало. Говорили даже, что местные селяне с вилами военных встретили. Ерунда, конечно, — уверена уроженка Татарской Караболки Светлана Абдрахимова. — В Русскую Караболку, что в двух километрах отсюда, когда пришли переселять, военные с людей просто срывали одежду до нижнего белья, закидывали всех в грузовые машины, ничего не разрешали брать. У местных на глазах расстреливали собак, коров… А тут якобы пришли, а им не дали ничего делать. По документам, должны были переселить в 1958 году. Думаю, обсчитали, в какую сумму это государству обойдется, и все на этом.

Как и те, кто жил и живет по берегу Течи и озера Карачай, жители деревень, попавших в зону Восточно-Уральского радиоактивного следа, страдают чаще всего онкологией и сосудистыми заболеваниями. По словам местных, в каждом доме есть тот, кто болеет или уже умер от рака. Официально считается, что территория села пригодна к жизни и в целом уровень радиации здесь якобы даже лучше, чем в некоторых городах. Но, по словам местной предпринимательницы Лилии Сулеймановой, кредит, например, ее сыну в банке не дали, мотивируя тем, что строить дом он хочет в Татарской Караболке. Если в другом месте — пожалуйста, но только не здесь.

Согласно отчету Greenpeace, уже 15 лет назад уровень загрязнения данной территории по стронцию–90 не превышал три кюри на квадратный километр, и местные жители утратили возможность для переселения, так как по закону «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС», отселение возможно только при загрязнении стронцием–90 свыше трех кюри на квадратный километр. И если предположить, что земля действительно частично очистилась от радиации спустя десятилетия, то о людях этого не скажешь. В их организмах смертельные элементы продолжают накапливаться, проявляясь генетическими поломками и страшными болезнями в каждом последующем поколении.

Часть 2. Хорда

В конце апреля 2022 года на Каширском шоссе, 78а в Москве был обнаружен подозрительный «камушек» — плоский предмет излучал радиацию свыше 7 микроизверт в час (700 мкР/ч) при средних значениях, характерных для Москвы, — 0,1–0,3 мкЗв/ч. На место были вызваны сотрудники полиции и МЧС. Последние, к слову, не приехали. 

Андрей Ожаровский, инженер-физик, эксперт Программы «Безопасность радиоактивных отходов», сообщил, что подобные находки встречаются в этом районе Москвы нередко, всему виной расположенный рядом на берегу Москвы-реки могильник химических и радиоактивных отходов Московского завода полиметаллов, который разворошили при строительстве новой дороги.

Московский завод полиметаллов (МЗП) был создан в 1932 году. До Второй мировой войны было налажено производство редких минералов и их соединений. В конце сороковых годов прошлого века завод был передан Министерству среднего машиностроения, ответственному за ядерные проекты, и засекречен. Здесь производили редкие элементы и торий для атомной отрасли. У 46 работавших на заводе в 1947-1959 годах развилась хроническая лучевая болезнь. В советское время завод захоронил на прибрежной территории высокотоксичные и радиоактивные отходы. МЗП перестал работать с радиационными материалами только в семидесятые. В настоящее время завод входит в состав принадлежащей «Росатому» топливной компании «ТВЭЛ» и, как заявляется, обеспечивает системами управления и защиты 42 реактора на 16 АЭС.

— Изначально завод оправдывал свое название и работал с редкими металлами, но позже, в сороковые годы, его обязали выпускать торий, — рассказывает Андрей Ожаровский. — Уран и торий могут быть как начинкой для ядерной бомбы, так и служить каким-то мирным целям. Пока нынешний мэр Москвы Сергей Собянин возглавлял в 2006–2007 годах топливную компанию «ТВЭЛ», в состав которой входит завод полиметаллов, он сидел в одном из находящихся здесь административных зданий. Вокруг территории и хвостового хозяйства был забор, была охрана. Пусть все это было ветхим, но у отходов, по крайней мере, был хозяин. В 2008 году Собянин ушел работать в правительство России, одновременно исчез и забор, а загрязненная территория и сам могильник были переведена на баланс Москвы.

Подняла все это фонящее советское наследие на поверхность история со строительством Юго-Восточной хорды в районе Москворечье-Сабурово, которая, по задумке властей, позволит разгрузить транспортные потоки в столице. Против выступили местные жители, экологи и общественные активисты, которые уверены, что строительные работы нанесут непоправимый вред экологии и людям, живущим в этом районе. По их мнению, из разворошенного холма с радиоактивными отходами на берегу реки Москвы радиоактивный мусор и пыль попадают в воду и воздух.

По словам Сергея Власова, муниципального депутата района Печатники, на берегу Москвы осталось лежать 60 тысяч тонн (32 тысячи кубометров) радиоактивных отходов. Начиная с 30-х год завод полиметаллов хоронил на своей и прилегающей территории отходы, иной раз создавая стихийные свалки. Отходы пересыпали глиной, которая выступила в роли, скажем так, пластичного саркофага для могильника.

Как рассказал в интервью «Редакции» Андрей Бочкарев, заместитель мэра Москвы по вопросам градостроительной политики, строительство хорды идет по территории рядом с полосой железной дороги и там нет никаких захоронений радиоактивных веществ и фон не превышает нормального промышленного уровня.

Алексей Лужецкий, генеральный директор ФГУП «Радон», утверждает, что радиоактивные загрязнения в месте строительства хорды есть, но не в том объеме, чтобы мешать стройке. По словам Лужецкого, здесь есть радиационно-загрязненный грунт, который имеет повышенную мощность дозы, но он не относится к классу радиоактивных отходов. Грунт замеряют и тот, который превышает допустимое значение в 0,3 мкЗв/ч, пакуют в специальные мешки и вывозят в место хранения.

В 2020 году Сергея Собянин опубликовал на своем сайте сообщение о том, что руководство столицы столкнулось «с уникальной, из ряда вон выходящей проблемой — радиоактивными отходами, которые в 50–60-е годы Московский завод полиметаллов складировал на своем заднем дворе». 

«Позднее эта загрязненная территория была возвращена городу, — писал мэр. — На склоне Москвы-реки, за территорией завода полиметаллов действительно имеются пятна радиоактивного заражения, доставшиеся по наследству от деятельности завода еще в советские времена. К сожалению, сам Московский завод полиметаллов не предпринимает никаких усилий для ликвидации экологического ущерба, так как формально теперь это не его территория. Поэтому мы взяли эту задачу на себя <…> Когда сталкиваешься с радиацией, первой реакцией бывает желание бежать без оглядки. В нашем случае — бросить эту хорду и склон вместе со всеми порожденными ими проблемами. Но что это значит? Оставить радиоактивную помойку в наследство детям и внукам. Я считаю, что ответственные родители так не поступают. Раз уж мы столкнулись с этой проблемой, нам ее и решать. Сколько бы это ни стоило, и сколько бы времени ни заняло. В результате этой работы мы одновременно решим сразу две задачи — построим хорду, радикально улучшив транспортную ситуацию, и ликвидируем радиоактивную помойку».

Сообщение мэра Москвы тем удивительней, что Московский завод полиметаллов входил в компанию «ТВЭЛ», которой он руководил. Мог ли он не знать, что у него за окном — радиоактивная свалка?

Противников хорды выступление мэра не убедило. Точнее, сначала возникла надежда, что вопрос с опасным захоронением решат, но все традиционно свелось к подмене фактуры. Например, вот он — холм радиационных отходов. Его ограждают забором, а всю территорию за ним, которая нужна для застройки, считают условно чистой. Как только протест продолжился, власть не нашла ничего нового, как обратиться к единственному работающему инструменту — преследованию противников стройки. У активистов под разными предлогами стали проходить обыски.

— Два года назад, в марте 2020 года, была разогнана «Оборона склона» — мирный круглосуточный протест жителей Москвы против строительства Юго-восточной хорды на территории могильника радиоактивных отходов, который находится на холме и его склонах, где расположен «Московский завод полиметаллов», — рассказывает Сергей Власов. — Были задержаны 63 человека. С той поры стройка перешла в активную фазу.

Важно сказать, что общественные активисты были не единственными, кто протестовал против строительства хорды через опасный участок. Еще в 2011 году о радиационно загрязненной территории сообщало российское представительство Greenpeace. Экологи отправили письма в МЧС, Правительство Москвы и в НПО «Радон» с точными координатами опасных мест и требованиями незамедлительно принять меры: ограничить доступ к опасным участкам и приступить к дезактивации территории. 

В октябре 2019 года российский Greenpeace совместно с организацией «ТехноТерра» провел измерения на участке могильника, где сегодня идет стройка. Лабораторный анализ проб выявил, что часть грунта у МЗП по российскому законодательству относится к радиоактивным отходам. Ранее был сделан анализ грунта с другого склона могильника, обращенного к Москве-реке — там также обнаружены залежи радиоактивных отходов, содержащие торий, радий и уран.

По данным Greenpeace, «при попадании радионуклидов в организм человека с дыханием и пищей происходит внутреннее облучение, которое повышает риски онкологических и других заболеваний. Строительные работы на этой территории могут привести к подвижкам грунта, оползням, обнажению радиоактивных отходов, их вымыванию и выветриванию».

По словам Сергея Власова, правительство Москвы выделило 80 миллионов рублей на выемку 450 кубометров радиоактивного грунта. «Радон» ровно это количество вывез, все остальное смешали с песком и сдали площадку как чистую.

— Когда «Радон» закончил работы, в мае 2020 года мы обнаружили на месте котлована огромную лужу ядовито зеленого цвета, — вспоминает Сергей. — Мы туда ночью пробрались, взяли пробы и отдали в лаборатории в Москве и в Петербурге. В воде было выявлено многократное превышение предельно допустимых концентраций мышьяка, кадмия, свинца и многих других опасных веществ, а также присутствовали радиоактивные вещества. Застройщик не знал, что делать с этой лужей, поэтому решил вырыть траншею и слить воду просто на землю. Когда мы это увидели, сразу вызвали МЧС и полицию.

В отделении полиции активисты написали заявление с требованием привлечь «виновных в экологическом преступлении» к ответственности. Обращение к правоохранителям дало свой результат: через какое-то время на всех заявителей были составлены протоколы об административном правонарушении, якобы они не подчинились законным требованиям полиции. Так началось дело «Зеленой лужи», которое продолжается до сих пор.

— У нас полностью «нарисованное» дело, — говорит мундеп Власов. — И вот, два года жалоб и судов, и наконец-то справедливость восторжествовала! По делу «Зеленой лужи» возбуждено уголовное дело по факту подделки наших подписей, а нас признали потерпевшими. Экспертиза, которая есть у нас на руках, показала, что подписи других полицейских и наши подписи в протоколах подделаны капитаном полиции Злобиной Е.В., сотрудницей ОВД «Москворечье-Сабурово». Теперь я повторно пойду в кассацию, чтобы отменить решение по делу о неповиновении требованиям сотрудников полиции в отношении меня. Мы вызвали МЧС на место событий и поехали в ОВД для написания заявления об экологическом преступлении, никакого неповиновения не было. Кто бы еще привлек к ответственности сотрудников «Радона» и строителей Ротенберга, сдавших площадку под строительство хорды с огромной зеленой, загаженной химией и радиоактивными элементами лужей.

В августе 2020 года началось активное строительство дороги, сегодня мост почти построен. Строители переворошили очень много грунта. Основное тело могильника по-прежнему остается на территории завода и на склоне реки Москвы.

— Поднятые на поверхность радиоактивные вещества смываются в реку, — уверен Сергей Власов. — Дно Москвы давно загрязнено, и это официально зафиксировано нами с МЧС. Но власти все равно не хотят реагировать.

Часть 3. Могильник на Вятке

— Решение по свалке с радиоактивными отходами химического комбината в Кирово-Чепецке Кировской области можно рассматривать как пример хоть какого-то решения проблемы бесхозных могильников, — считает эколог и физик-ядерщик Андрей Ожаровский. — Кирово-Чепецкий химкомбинат (КЧХК) был гигантом промышленности СССР. Там, как и на Московском заводе полиметаллов, работали с рудными концентратами, но производили не торий. а уран, точнее тетра и гексафторид урана. После того, как с развалом Союза предприятие разделилось на более мелкие, остались поля отходов: около 440 тысяч тонн радиоактивных и около двух миллионов тонн ртутьсодержащих химотходов. Часть отходов размещена в глиняных траншеях в пойме реки Вятки. Хранилища заливают дожди, размывают грунтовые воды, опасные радионуклиды попадают в окружающую среду.

Но опыт все же условно положительный, так как здесь, в отличии от ситуации с могильником МЗП, власти признали проблему и у опасных отходов появился хозяин, проведены хоть какие-то работы по снижению опасности брошенных радиоактивных отходов. Кировский губернатор (в тот момент Никита Белых — ред.) написал заявку в Росатом, чтобы они что-то решили с этим наследием. И регион попал в федеральную целевую программу «Обеспечение ядерной и радиационной безопасности». Сейчас могильники прикрыты глиной, ограждены колючей проволокой, поставлена какая-то охрана. Понятно, что такой объем невозможно куда-то перевезти или упаковать. Но, по крайней мере, опасность снижена. 

Химкомбинат был основан в Кирово-Чепецке в 1938 году для выпуска фосфора и его соединений. В 1946 году на заводе запустили производство по наработке гексафторида и тетрафторида урана. В 1951-м предприятие подключили к созданию термоядерного оружия, поручив наработку легкого изотопа лития. Когда гонка вооружений сошла на нет, завод в основном занимался производством пластмассы и минеральных удобрений.

Перспективы

— Перестанут ли эти отходы когда-то фонить? — продолжает Андрей Ожаровский. — Зависит от изотопного состава. Если брать цезий, то у него период полураспада 30 лет — но десять периодов полураспада должно пройти, чтобы вещество распалось почти полностью. К слову, на комбинате «Маяк» в Озерске строят могильники сроком службы в 300 лет. А вот на химкомбинате Кирово-Чепецка и Московском заводе полиметаллов другая история — там природные радионуклиды (торий и уран), и у них период полураспада миллиарды лет — у тория–232 — более 14 млрд. лет, у урана–238 — около 4,5 млрд. лет. И эта радиация с нами точно навечно.

Простой человек возразит: это же природные радионуклиды, они же как-то существуют в естественной среде. В природе уран и торий — это не только редкие, но и рассеянные металлы, они содержатся в глубине месторождений с очень низкой концентрацией (примерно 1:1000).

— В природе они не представляют опасность для всего живого по двум причинам: глубина и низкая концентрация, — продолжает Ожаровский. — Что сделал человек? Их оттуда выковырял, сложил, например, в Москве и в Кирово-Чепецке. И это — навсегда. Чем опасен объект в Кирово-Чепецке? Могильник на берегу Вятки, река питьевая и находится выше по течение, чем город Киров. Все эти поля-отстойники в месте слияния рек. Если вдруг будет лето сильно водное, то возможно затопление самих могильников. Пока такого, к счастью, не было, но опасность остается.

Не существует способа решить эти проблемы окончательно. Именно по этой причине в большинстве стран мира, где атомной энергетикой «побаловались», стали постепенно от нее отказываться. У них есть четкое понимание, что отходами мы ухудшаем качество жизни человека на несколько поколений вперед, на бесконечное количество времени. Лучше бы уран оставался в месторождениях, тогда не было бы этих проблем. Если бы реакторы не работали, цезия и стронция не было бы вообще.

— Можно обсуждать по каждому объекту, что стоило бы сделать, — уверен физик-ядерщик. 

— Но программа минимум и для «Маяка», и для Московского завода полиметаллов такая же как в Кирово-Чепецке: признание проблемы региональными властями. Они должны вслух заявить: да, у нас есть могильник, есть неблагоприятные природные объекты, фактически — хранилище радиоактивных отходов.

Региональные власти должны попросить помощи, потому что это наследие федеральных проектов. Условно: поднять руку и написать заявку. Возможно, через два года ее включат в программу и выделят какие-то деньги. Сначала нужно обследовать объекты, понять, с чем мы имеем дело, а потом искать пути и способы решения проблемы. И, конечно, на всех этапах необходимо полноценное участие общественности — люди, живущие рядом с опасными объектами, с местами размещения радиоактивных отходов имеют право не только обладать информацией о воздействии этих объектов на окружающую среду и их здоровье, но и участвовать в принятии решений о том, как опасное влияние уменьшить. 

Здоровье и радиация

Есть внешнее и внутреннее облучение — их «эффект» для организма человека абсолютно разный. Внешнее — когда вы летите в самолете, идете на рентген или просто проходите мимо хранилища радиоактивных отходов. В этот момент вы получаете какую-то дозу радиации. Это, конечно, не полезно: не зря существуют санитарные нормы, согласно которым, например, нельзя делать флюорографию чаще одного раза в год.

— Если часто делать, вред превысит пользу, — говорит Андрей Ожаровский. — Флюорографию мы делаем, осознавая вред для здоровья, вызываемый этим облучением, но не диагностированный туберкулез хуже, а других способов быстрой и надежной диагностики нет. Поэтому все согласны, что мы будем иметь небольшой риск радиационно-индуцированных заболеваний, но за это человек получает гарантию, что у него нет легочных заболеваний. Это бухгалтерская вещь: баланс пользы и вреда. И это все же внешнее воздействие.

Основная же проблема для здоровья, если радионуклиды попадают внутрь человека. Это может быть с пылью, когда люди вдыхают радиоактивную пыль. Например, работа на могильнике при строительстве хорды в Москве, его копают — пыль летит.

— Это может быть с пищей и с водой, — продолжает эколог. — Например, когда сыры из Беларуси или Брянской области привозят и продают. Они ведь не могут быть без стронция, правда же… Конечно, согласно санитарным нормам его там мало, хотя не должно быть вообще. Для сравнения, та же продукция из Костромской области — в ней стронция нет, и так и должно быть. При внутреннем облучении человек постоянно облучается изнутри, и это намного опаснее краткосрочного внешнего облучения.

Кроме того, внешнее альфа-облучение человеку обычно не опасно, если только не нанести его прямо на кожу, потому что пробег альфа-частиц в воздухе — несколько сантиметров, они не проходят сквозь лист газетной бумаги и одежду. А когда у человека радиоактивные частицы распадаются внутри и нет никакого барьера? Те же альфа-частицы очень энергичные, они начинают разрушительную работу внутри организма человека.

— Вот, например, чернобыльцы вдохнули гарь и пыль с ураном и плутонием, она осела в легких, — объясняет Ожаровский. — На флюорографии такие легкие выглядели, как размытые, затертые, настолько сильное радиационное излучение внутри органа, что это мешает сделать снимок. Иногда даже возникает эффект «звездного неба» — отдельные осевшие в легких радиоактивные частицы засвечивают рентгеновский снимок.

По данным Всемирной организации здравоохранения, превышение допустимой дозы радиационного облучения в долгосрочной перспективе может привести к повышению риска развития онкологических заболеваний. Во время ядерных аварий может происходить выброс радиоактивного йода, который при вдыхании или попадании внутрь организма накапливается в щитовидной железе, что повышает вероятность развития рака щитовидной железы.

При воздействии радиации на организм человека деформируется ДНК клеток, что приводит к мутациям и генетическим повреждениям. Деструктивный процесс может запустить всего одна частица радиоактивного вещества.

— Внутреннее облучение — это то, чего нужно избегать, — уверен Андрей Ожаровский. — Именно поэтому атомщикам говорят, что они на 100% не должны допускать попадания опасных радионуклидов в окружающую среду — ни из протекающих могильников, ни при авариях. В противном случае на столе оказывается и рыбка с радионуклидами, и овощи, и грибы…