«Когда Россия хочет создать у другой страны зависимость, она строит там АЭС» Эколог Владимир Сливяк — об атомной энергетике как оружии Путина

3 ноября немецкие экологические организации Ausgestrahlt, Bündnis AgiEL, SOFA и российская «Экозащита!» сообщили, что завод по производству ядерного топлива в Лингене, принадлежащий французской компании Framatome, планирует отправить в Россию партию обогащенного диоксида урана. В документах фигурирует и другая формулировка — «остатки ядерного топлива», при этом что именно они из себя представляют и в каких объемах планируются поставки — не раскрывается.

Непосредственным получателем урана выступает предприятие «Машиностроительный завод», расположенное в подмосковной Электростали и входящее в госкорпорацию Росатом.

По мнению экологов, поставки не только создадут риски для окружающей среды, но и станут нарушением санкционного режима. В интервью «Кедру» сопредседатель «Экозащиты!» Владимир Сливяк рассказывает, чем опасна транспортировка обогащенного урана, какие именно регламенты нарушает контракт Framatome с Росатомом и как атомная энергетика стала настоящим внешнеполитическим оружием России, с помощью которого она делает другие страны зависимыми от себя.

Что такое «Экозащита!»

«Экозащита!» — общественная организация, основанная в 1989 году в России. Занимается правозащитной деятельностью в экологической сфере, добивается признания права на благоприятную окружающую среду фундаментальным для каждого человека. Ведет образовательные программы в сфере экологии, участвует в разработке межгосударственных соглашений в области борьбы с изменением климата и выступает против развития атомной отрасли как небезопасной для природы и человека.

В 2021 году сопредседатель «Экозащиты!» Владимир Сливяк стал лауреатом международной премии «The Right Livelihood», которую называют альтернативой Нобелевской премии.

Прецедент

— Владимир, давайте начнем с положений контракта между Framatome и Росатомом. Какое именно вещество собираются направить в Россию, для чего оно может быть использовано и можно ли говорить, что если есть контракт, то поставки будут осуществлены?

— Согласно имеющимся у нас документам, речь идет об обогащенном диоксиде урана. Этот материал используется для изготовления ядерного топлива. При этом в заявке на транспортировку, поданной Framatome в Федеральное министерство окружающей среды Германии, говорится и о неких «остатках ядерного топлива». Мы отслеживаем поставки атомщиков не одно десятилетие и никогда раньше не видели такой формулировки. Что это такое, компании не поясняют. Как эти остатки появились, для чего они нужны — известно только Framatome и Росатому.

Здесь нужно понимать, что сам контракт — это вещь секретная, его никак не получишь. А вот лицензии на транспортировку, которые выдает министерство окружающей среды Германии, можно получить по запросу. Мы периодически рассылаем запросы о поставках, осуществляемых предприятиями атомной отрасли, в ведомства разных стран. И в случае с этим контрактом было также — отправили запрос, касающийся завода в Лингене, и выяснили, что он собирается отправить груз в Россию. При этом лицензия министерством окружающей среды еще не выдана, и говорить, что поставка точно произойдет, преждевременно.

— Что именно представляют собой «остатки ядерного топлива», которое может попасть на завод в Электростали, непонятно. Но если исходить из того, что это классическое ядерное топливо, то в чем опасность его транспортировки?

— Опасность связана с возможными нештатными ситуациями. В данном случае с авариями или вероятностью попадания радиоактивных материалов в руки террористических организаций. Изготовить ядерную бомбу из топлива невозможно, но так называемую «грязную бомбу» — вполне.

Разумеется, попадание радиоактивного топлива к террористам — угроза скорее умозрительная. Но вот аварии вполне себе происходят. И их тяжесть зависит от того, какие именно вещества попали в окружающую среду. Есть разные спектры излучений. Если это гамма-излучение, например, от цезия-137, то оно проходит через большинство препятствий и очень опасно для человека, потому что может вызывать хроническую и острую лучевую болезнь. Если это альфа-излучение, а уран — это преимущественно альфа-излучение, то вы можете стоять рядом с радиоактивным загрязнением и, с определенной вероятностью, значительного ущерба не получите, если радионуклиды не попадут непосредственно во внутренние органы.

И здесь есть один аспект, который очень важен: как только радиоактивные вещества начинают распространяться в окружающей среде, вы их больше не контролируете. И если они попадут в ваш организм с водой или сельскохозяйственной продукцией, и внутренние органы подвергнутся облучению, у вас могут развиться серьезные заболевания.

Аварии при транспортировке ядерного топлива

Нештатные ситуации при транспортировке грузов, предназначенных для атомной промышленности за 80 лет ее существования происходили по всему миру. Вот лишь некоторые из инцидентов:

• По данным директора программы по ядерной и радиационной безопасности российского Зеленого Креста Владимира Кузнецова, только в США с 1971 по 1981 годы произошло 108 аварий при перевозке радиоактивных веществ. В 2001 году после террористических атак на башни Всемирного торгового центра и Пентагон, правительство Соединенных Штатов вводило временный запрет на транспортировку радиоактивных веществ по стране, заявляя о риске «несанкционированного доступа» к ядерным материалам.
• 9 августа 1980 года в аэропорту Сиднея при транспортировке были разбиты две стеклянные пробирки с радиоактивным йодом-125. В течение нескольких суток аварийные службы занимались очисткой асфальтового покрытия аэропорта.
• 25 августа 1984 года в Северном море, в 20 километрах от пролива Зебрюгге (Бельгия) грузовое судно, перевозившее 30 контейнеров с обогащенным ураном, столкнулось с автомобильным паромом и затонуло. Контейнеры были подняты на сушу в том же году, 4 октября. Один из них оказался поврежден, в морскую воду попало около 50 килограммов урана, что в целом не привело к серьезному загрязнению моря. Ситуация могла бы быть значительно опасней, если бы в море оказались все 450 тонн радиоактивных материалов, которые перевозило судно, — это привело бы к серьезному повышению радиационного фона, и, вероятно, гибели флоры и фауны, попавшей под воздействие излучения.
• 2 марта 2001 года в Великобритании сошли с рельсов два вагона поезда, следовавшего на атомную электростанцию Торнесс. В одном из них находился контейнер с отработавшим ядерным топливом. Радиоактивного загрязнения удалось избежать благодаря тому, что в момент аварии поезд двигался со скоростью всего 8 км/ч, контейнер не разбился.
• 3 октября 2016 года на комбинате «Маяк» в Челябинской области сошел с рельсов вагон с ядерным топливом. В МЧС сообщили, что разгерметизации контейнера не произошло. Инженер-физик Андрей Ожаровский в комментарии уральскому изданию Znak.com охарактеризовал ситуацию словами: «Можно сказать, что в этот раз всем нам просто повезло».

— Но даже если министерство окружающей среды Германии выдаст Framatome лицензию на транспортировку «остатков ядерного топлива», то оно пойдет через территории других государств — у России с Германией нет общей границы. Должны ли другие государства также давать свое согласие на перевозку контейнеров по своим землям?

— Да, безусловно. Но эти грузы возят по морю. Помимо немецкой, скорее всего, нужно будет получить только нидерландскую лицензию — обычно поставки в Линген идут через порты Амстердама и Роттердама. Предполагаю, что поставки из Лингена в Россию пойдут тем же путем. С февраля 2022 года, согласно имеющимся у нас документам, из России в Германию, конкретно на завод в Лингене, было осуществлено восемь поставок урана. Различные грузы перевозили и в обратную сторону, но не топливо.

Если лицензии на транспортировку будут выданы, то из Нидерландов судно с контейнерами отправится, предположительно, в окрестности Санкт-Петербурга, скорее всего — в Усть-Лугу, а уже оттуда на поезде в Электросталь.

«До Путина атомная энергетика была непопулярна»

— В своем заявлении о поставках из Лингена в Россию вы говорите, что они станут нарушением санкционного режима. Но ведь Росатом не находится под санкциями Евросоюза.

— А речь и не идет о санкциях против Росатома. Речь о санкциях против России, которые были введены еще после Крыма — о запрете на поставки в Россию материалов двойного назначения, то есть тех, которые могут быть использованы как в гражданской, так и в военной сфере. И уран к таким материалам, определенно, относится.

— Но ведь уже после Крыма была история с «урановыми хвостами», которые с 2019 года начала поставлять в Россию корпорация Urenco, принадлежащая правительствам Великобритании, Нидерландов и немецким энергетическим компаниям E.ON и RWE. А «урановые хвосты» — это обедненный уран, вполне себе продукция двойного назначения. 

— Мы пытались выступать по этому поводу тоже, но ничего не добились. В Германии, по крайней мере, правительство не посчитало, что это материал двойного назначения. Никто ничего не объяснил. Правительства принимают те решения, которые считают нужными.

Но при этом уже после начала [боевых действий] в Украине та же Urenco, как и многие другие европейские компании, прекратила сотрудничество с Россией. А вот Framatome, например, ничего не прекратила и радостно сотрудничает с Росатомом, зарабатывает деньги.

Росатом поставляет уран и в США, и доля российских поставок там значительная, порядка 12%. В Европе доля Росатома в поставках урана около 17%. Нельзя сказать, что их невозможно заместить: дискуссии о том, как это сделать, идут. Но на это, как минимум, нужно время.

— Именно поэтому санкции против Росатома пока выглядят очень ограниченными, на уровне трех дочерних предприятий и персонально — ключевых фигур? Все-таки российская нефтяная и газовая отрасли после 24 февраля 2022 года лишились и европейского, и американского рынков. А российскую атомную энергетику просто некем заменить?

— Если мы говорим о санкциях Европейского союза, то для того, чтобы они были введены, нужно согласие всех государств-членов ЕС. Достаточно одной несогласной страны, и все будет заблокировано. В случае с атомной энергетикой примерно так и происходит. Официально говорится, что санкций в области атомной энергетики нет, потому что, по мнению Евросоюза, они могут нанести большой ущерб некоторым странам.

В Евросоюзе есть пять государств, которые покупают топливо для собственных реакторов у Росатома: это Болгария, Венгрия, Чехия, Словакия и Финляндия.

Во всех этих странах установлены реакторы советского дизайна, довольно старые. Топливо для них, по крайней мере, до недавнего времени мог делать только Росатом, потому что тот, кто строит реакторы, обладает и технологией производства топлива для их функционирования. Никто другой ею не обладает.

Сейчас из-за [боевых действий] ситуация чуть-чуть меняется. В Украине, как и в России, работают старые реакторы советского дизайна ВВЭР-440 и ВВЭР-1000, и у Украины тоже есть доступ к связанным с ними технологиям. Поэтому сейчас предпринимаются совместные усилия украинским «Энергоатомом» и американской Westinghouse Electric Company, чтобы наладить производство топлива для таких реакторов независимо от Росатома и заменить Росатом в Европе. Для ВВЭР-1000 Westinghouse даже сумела произвести это топливо, но c с топливом для ВВЭР-440 — опыт был неудачный.

— А какой срок работы у этих реакторов?

— И у ВВЭР-1000, и у ВВЭР-440 оригинальный срок эксплуатации 30 лет. Но компании обычно стремятся продлить срок службы реакторов. В России у реакторов РБМК (такой был на Чернобыльской АЭС — И.Ж.) продлевали срок службы с 30 лет до 45 и продлевали бы дольше, но оказалось, что в графитовой кладке идут трещины. На Ленинградской АЭС уже выводят из эксплуатации такие реакторы.

Продлевать эксплуатацию ядерных реакторов очень выгодно, потому что самое дорогое в их использовании — это строительство. Постройка одного реактора может длиться больше десяти лет и стоить миллиарды долларов. Поэтому считается, что старые реакторы производят дешевую энергию, ведь они уже оправдали свое возведение. Понятно, что чем старее реактор, тем чаще на нем происходят какие-то инциденты, тем чаще ему требуется ремонт, но все-таки это дешевле, чем строить новый. Атомная промышленность рассуждает так, что пусть там будут какие-то аварии, зато дешево, то есть экономика имеет приоритет над безопасностью и это не очень хорошая новость для нас с вами.

— Справедливо ли говорить, что атом сегодня — один из главных торговых ресурсов России на международной арене? И если да, то пользуется ли она им в политических целях?

— Безусловно, для нынешнего российского режима это геополитический инструмент, и за счет того, что Росатом строит ядерные реакторы в разных странах, у Владимира Путина сильно увеличивается ресурс влияния.

Нужно сказать, что до прихода Путина к власти атомная энергетика была крайне непопулярна в российском правительстве. Герман Греф, будучи министром экономического развития, критиковал ее за высокие издержки, инициативы от атомной промышленности особо не приветствовались и в конце 90-х — власти, например, не поддержали предложение министерства по атомной энергии разрешить платный ввоз в Россию ядерных отходов с зарубежных реакторов. У страны уже тогда были развитые нефтяная и газовая отрасли, и чиновники делали ставку именно на них.

Но все изменилось при Владимире Путине. Я думаю, он с самого начала расценивал атомную энергетику, прежде всего, как инструмент геополитического влияния.

Работает это очень просто: когда Россия хочет создать у какой-то страны зависимость — как политическую, так и экономическую — она предлагает построить там пару-тройку атомных реакторов. Практически в 100% случаев это происходит за счет российского бюджета.

И если в другой стране подписывают контракт на строительство атомной станции, за этим следует соглашение о выделении кредита. Как правило, станция с двумя реакторами ВВЭР-1200 — это наиболее современные российские реакторы со сроком эксплуатации 60 лет — стоит $10 млрд. Бедная развивающаяся страна не может занять эти деньги на рынке, потому что ее кредитные рейтинги очень плохие. А это означает, что такая страна априори будет зависима от российского кредита. Причем, что такое российский кредит? Это займ под 2-3% — ниже любых уровней инфляции, который в случае, если страна совсем неплатежеспособна, может быть списан. Мы знаем, что Россия умеет списывать долги (с 1992 года только по крупным кредитам, превышающим $1 млрд, российскими властями было списано $140 млрд — И.Ж.): речь ведь не про экономику, а про политику. И с точки зрения путинской политики все логично.

После подписания контракта 10-20 лет будет строиться атомная станция. Потом, если устанавливаются реакторы ВВЭР-1200, как минимум 60 лет они будут работать. Потом еще несколько десятилетий будет процесс вывода их из эксплуатации. Нехитрые подсчеты показывают, что на 100 лет вперед страна-заемщик будет зависеть от российских технологий, от российских инженеров и от поставок российского топлива. И это очень мощная зависимость. Значит, эта страна вряд ли будет занимать какую-то независимую от России политическую позицию. 

Причем, как мы видим на практике, даже не обязательно, чтобы страна была бедной. Взять, например, Венгрию — яркий пример того, как все работает. В Венгрии функционирует одна атомная электростанция — Пакш (по заявлению компании-оператора, она вырабатывает более 50% всей электроэнергии в стране — И.Ж.). На ней установлены советские реакторы ВВЭР-440. И кто при первой возможности блокирует санкции против России или какую-либо помощь Украине? Венгрия. Более того, сейчас премьер Орбан хочет построить в стране еще одну АЭС, и тоже на российских атомных реакторах. Потому что это, во-первых, дешево — Россия, если что, простит долги, а во-вторых, очень прибыльно: когда АЭС будет построена, Венгрия будет сама продавать излишки электроэнергии в другие страны.

И если бы Венгрия не зависела от ядерного топлива и атомных технологий из России, то, я думаю, ей было бы все равно, чего там хочет Владимир Путин.

— А какие еще страны в настоящий момент наиболее зависимы от российской атомной отрасли?

— В Европейском союзе, кроме Венгрии, это уже названные Болгария, Финляндия, Чехия и Словакия — у них просто нет альтернативного топлива для старых реакторов.

Из неевропейских стран это, например, Египет, где строится атомная станция за российский кредит. Бангладеш заканчивает строительство станции. Также зависимы Беларусь, Индия, Китай, Турция, Иран, Армения — во всех этих странах Росатом или строит, или уже построил атомные электростанции.

— Наивный вопрос: с Ираном или Турцией, допустим, понятно, но почему бы Финляндии или Чехии не перейти на другие реакторы, чтобы снизить зависимость от России?

— Ну смотрите: у вас есть реактор, он производит огромное количество энергии. Если вы хотите перестать его использовать, вам надо где-то взять это огромное количество энергии — чтоб заменить ту, которую вырабатывал реактор. Предположим, в Европе ее даже можно купить, но это же огромные деньги, десятки и сотни миллионов долларов в год. То есть у вас и пропадает источник, на котором вы зарабатываете, и вам нужно потратить огромное количество денег на покупку энергии. Кому же захочется это делать?

Но даже если вы все-таки решили перейти на новый реактор, то от момента, когда вы начинаете готовить документы, и до момента, когда ваш новый реактор начнет давать энергию в сеть, пройдет лет 10, а то и 15-20. Это очень большой срок.

Финляндия, к слову, [после начала боевых действий в Украине] отказалась от строительства российского реактора ВВЭР-1200 на АЭС «Ханкикиви-1». Его должен был возводить Росатом. И теперь вокруг этой станции очень сложная ситуация, ведь для осуществления проекта был создан международный консорциум, в котором Росатому принадлежало почти 35%, для строительства реактора были выделены и направлены в Финляндию деньги из российского Фонда национального благосостояния. И сейчас у Росатома с финской компанией Fennovoima, заказчиком строительства реактора, начинаются разбирательства насчет долгов (сумма претензий Росатома составляет €3 млрд, притом, что на строительство станции российская госкорпорация выделила €920 млн — И.Ж.).

— Если обобщить, в какой мере российская атомная отрасль пострадала от [военных действий в Украине], насколько ощутимый ущерб она понесла?

— Не столь ощутимый, как в остальных секторах энергетики. Например, санкции нанесли огромный ущерб газовой отрасли. У «Газпрома» историческое падение объемов не только экспорта, но и добычи. С атомной же энергетикой ситуация иная. В некоторых случаях от контрактов отказались: Швеция перестала покупать уран, в Финляндии расторгли сделку по строительству реактора. Транснациональная корпорация Urenco заморозила все сотрудничество с Росатомом. Но покупателей все еще много. Ущерб есть, но он не критичный. И не стоит забывать, что атомная история — не столько про деньги, сколько про влияние. 

Хотя и с влиянием есть интересные моменты. Венгрия, как я уже говорил, хочет строить новую АЭС на российских реакторах. Но с этим проектом тоже не все гладко, потому что системы управления для этой АЭС должны были поставлять французская Framatome и немецкая Siemens. И немецкое правительство не дает Siemens экспортное разрешение. Венгрия по этому поводу очень злится и делает гневные заявления о том, какие ужасные в Германии политики. Интересно, чем все закончится. Без поставок от Siemens станцию невозможно будет построить и ввести в эксплуатацию, поскольку контрольные системы Siemens — единственные, которые сертифицированы в ЕС. Нельзя просто пойти и купить у китайцев другие. Сама Siemens, насколько я знаю, в осуществлении этой поставки заинтересована.

Наше солнце

— Можно ли говорить, что для России развитие атомной энергетики является приоритетом? Что это такая отечественная альтернатива солнечным и ветряным электростанциям?

— Об атомной энергетике очень много говорят, и оттого кажется, что АЭС производят 99% электроэнергии в стране. Но если посмотреть на энергобаланс, мы увидим, что на атом приходится всего 20%. Да, это немало, но это несопоставимо с электростанциями, работающими на ископаемом топливе (они дают 60% электроэнергии в РФ — И.Ж.).

В течение нашей с вами жизни атомная энергетика абсолютно точно не станет главным источником энергии в России. Она приобрела важность благодаря прямой связи с ядерным оружием и геополитическим наклонностям Владимира Путина. Тот же закон, позволяющий ввозить ядерные отходы в Россию, был принят в 2001 году при Путине. До него правительство вообще об этом слышать не хотело. Но занять большую долю в энергобалансе атомная энергетика не сможет, потому что всегда будет очень дорогой и опасной.

Есть планы построить в России новые АЭС и лет через 15 довести долю атомной энергии в энергобалансе страны до 25%. Но я бы с осторожностью относился к таким планам, потому что в обозримом будущем Россию ждет вывод из эксплуатации довольно большого количества реакторов, построенных еще в советские времена. Это будет отвлекать огромное количество ресурсов.

А что касается возобновляемых источников энергии, они, я думаю, для нашей власти существуют в параллельной реальности. Никто не сидит и не выбирает: строить атомную станцию или солнечную? В России в принципе не делают ставку на возобновляемую энергетику, к ней не относятся серьезно.

— А почему?

— На это есть масса причин. Самая главная — у чиновников нет никаких стимулов, которые бы подталкивали их к развитию солнечной или ветрогенерации. Лет тридцать назад в мире никто не развивал возобновляемые источники энергии. А сегодня все больше стран развивают их. Почему? Например, из-за осознания того, что идет очень быстрый процесс изменения климата, нужно сокращать выбросы, отказываться от ископаемого топлива, и лучший вариант — переходить на возобновляемую энергетику. Но в России это осознание не работает. Представьте, что к кому-то из приближенных Владимира Путина приходят какие-то люди и говорят, что надо срочно отказываться от угля и нефти и строить маленькие ветряные и солнечные станции.

Что должно быть в голове у чиновника, чтобы он в этой ситуации сказал «да»? Зачем ему такая энергетика? На ней ведь даже коррупции особо сделать нельзя, потому что проекты в области возобновляемой энергетики всегда небольшие.

Возобновляемая энергетика устроена принципиально не так, как все остальные виды энергетики. Все остальные строятся на масштабе, на больших станциях, которые производят огромное количество энергии. А возобновляемая энергетика децентрализована: это много-много маленьких установок. Их строят в тех местах, где энергия нужна, потому что чем дальше от установки до потребителя, тем больше энергии вы потеряете при передаче. Сегодня потери при передаче энергии колоссальны — мы впустую сжигаем до половины ископаемого топлива. Но на развитии возобновляемой энергетики много сложнее что-то своровать, объем денег в проектах совершенно не тот, который заинтересовал бы крупных коррупционеров.

Чтобы в России произошел переход на возобновляемые источники энергии, нужна адекватная климатическая политика. Сейчас ее нет. Нет осознания того, что нужно снижать выбросы, и нет стимула к тому, чтобы даже думать о возобновляемых источниках как о чем-то важном.

Для того, чтобы что-то изменилось, я думаю, должны прийти другие люди управлять страной. Сегодня в государственном аппарате работают люди, которые учились в другие времена и другим знаниям, их переделать, как мы видим, совершенно невозможно.

— Но чисто теоретически атом может выступить российской заменой возобновляемой энергетике?

— Нет. Чтобы предотвратить наиболее тяжелые последствия изменения климата  выбросы нужно сокращать уже сейчас, а к середине века прекратить совсем. Но даже если прямо сегодня мы решим строить большое количество АЭС, то какие-то построят через 10 лет, какие-то через 20 или даже 30, а какие-то через 50 лет. Так что сокращение выбросов будет в каком-то далеком будущем и оно будет небольшим. Атомная энергетика просто не подходит, потому что она медленная, дорогая и всегда будет производить долгоживущие ядерные отходы и риски новых аварий. Масштабное развитие возобновляемой энергетики может обеспечить сокращение выбросов куда быстрее, дешевле и безопаснее.