Урал охватили природные пожары. По данным Авиалесоохраны, в регионе с начала года выгорело 383,3 тысячи гектаров земли, из которых 313,3 тысячи приходится на лес. От лесных пожаров пострадали несколько населенных пунктов, среди которых поселки Таежный и Висим, а также 25-тысячный город Карпинск. Поселок Сосьва сгорел почти полностью — огонь уничтожил 130 жилых домов, погибли два человека.
Корреспондент «Кедра» лично отправился тушить уральские пожары, чтобы не только справиться со стихией, но и своими глазами увидеть, как устроена система борьбы с огнем в России.
«Нужны десять мужчин. Работа тяжелая»
— Да, приезжайте. Нужны человек десять мужчин. Рабочие руки. Работа тяжелая. Что нужно — выдадим, — голос специалиста по пожарной безопасности Березовского городского округа Светланы Волковой звучит взволнованно. Березовский округ примыкает к Екатеринбургу. И, как и многие другие районы Свердловской области, горит.
Уральские СМИ и telegram-каналы публикуют сообщения: для тушения пожаров требуются волонтеры. По одному из таких объявлений я звоню и попадаю на Волкову. Изначально предполагается, что отправлюсь под Асбест, где горит свыше 16 тысяч гектаров леса, но приходит другая разнарядка: рук не хватает на пожаре близ поселка Ключевск, что в 47 километрах от Екатеринбурга. На днях огонь здесь уже подошел к садовым домам, а там недалеко и до жилых.
«Мы утром отправляли людей в Островной (это под Асбестом — прим. ред.), но сейчас там уже помощь не требуется», — поясняет Волкова. Затем вручает мне штыковую лопату под личную подпись, бутылку воды на 1,5 литра и перчатки. Для контактов дает телефон главы Ключевска Галины Упоровой.
На въезде в дачное товарищество в Ключевске — импровизированный штаб: походный стол с едой на улице и электрическим бойлером, подаренным волонтерами. За столом три женщины — работницы администрации поселка, среди которых и Упорова. У ближайшего к столу дерева свалены в кучу пустые двадцатилитровые противопожарные рюкзаки. За спинами женщин табличка «Свалка мусора запрещена!» и пожарный пруд.
— Когда заберут? — спрашиваю я.
— Сейчас уже два часа доходит. Скоро мальчики на обед вернутся. Перекусят и поедете, — обнадеживает глава поселка. И настаивает, чтобы я тоже поел или хотя бы попил чай.
Пожар пришел под Ключевск 6 мая. Ветер принес огонь с деревни Красное, которая рядом с артиллерийским полигоном. Власти, сокрушается одна из женщин, все говорили, что пожар под контролем. А к 6 мая его ветром понесло в сторону поселка. В итоге на сады начал наступать верховой пожар.
«6 мая страшно вспоминать. Такой треск стоял, такой шум. Как будто на тебя медведь бежит. Помогал тушить в тот день один пожарный ЗИЛ, прямо к лесу смог подъехать. А огонь сам глубже был. В тот день одного человека даже потеряли. Так со страху драпанул, что молодые курсанты, которые тоже приехали помогать, не успевали за ним, — рассказывает она и смеется. — Но потом нашелся, все с ним хорошо».
Тогда, 6 мая, тушить помогали местные жители и волонтеры поискового отряда «Прорыв» — всего 123 человека. Уже 7 мая к тушению подключилась и провластная молодежь — «Молодая гвардия Единой России». Но толку от активистов, признаются женщины в штабе, было немного.
В тот же день сотрудники МЧС отчитались, что смогли остановить пожар на подступах к населенным пунктам.
Местные, кто тушил в те дни, вспоминают, что на пожар прилетал вертолет и сбрасывал порядка двух тонн воды, но потушить огонь не удалось. Ситуация осложнялась и тем, что место, которое загорелось, использовалось местными лесозаготовителями. Уже на месте пожара я своими глазами увидел сваленные горы валежника и сухих бревен, которые бросили среди сухой травы. Они очень хорошо горели.
После 8 мая число добровольцев стало стремительно падать. К 10 мая тушить пожар вызвались всего четыре человека. 11 мая, когда на тушение попал и я, — 10 человек. О причинах пожара в «штабе» говорят просто: «Сухостой много лет стоит, прессуется, никто это не косит, скотину там не пасет. Вот и горит».
Пока мы говорим, на мгновение поднимается ветер. Женщины охают: «Ой, в нашу сторону дует. Молитесь, девоньки, чтоб стих». Стихает. Между делом женщины отслеживают чат местных жителей. Слушают голосовые сообщения: «Чисто», «Все чисто». Упорова спрашивает у одной из подчиненных, что это.
— Поджигателей ищут, — спокойно отвечает женщина.
— Да какие поджигатели! Ну, нету никого! И, конечно, никого не поймали! — возмущается чиновница.
В начале мая Минприроды Свердловской области обнаружило факты поджога в Егоршинском, Березовском и Тугулымском лесничествах. Народная молва быстро подхватила эту историю: в соцсетях стали появляться видеозаписи и фото с местами, где якобы все специально приготовлено к поджогам.
Дошло до того, что в пожарах в уральских лесах стали обвинять даже украинских диверсантов, которые якобы ездили на пикапах.
А, например, 29-летний депутат гордумы Екатеринбурга Тимофей Жуков в своем телеграм-канале и вовсе распространил конспирологическую теорию. «Мужики рассказали, что поджоги не случайность и не сезонная особенность. Есть негодяи, которые стреляют в лес из ракетницы или горящими стрелами из лука. Все просто. Говорят, в Ирбитском районе поймали одного такого лесного террориста. А что, дело ведь нехитрое: подъехал поближе к лесу, вышел из машины, запустил пару снарядов и свинтил. А пожарным и волонтерам потом туши…», — говорится в его посте.
Официальный представитель областного ГУ МВД Валерий Горелых назвал все эти слухи бредом и опроверг задержание поджигателя: «Слухи про поджигателей специально распространяют те, кто хочет напугать людей, создать панику». В итоге женщины тоже сошлись во мнении, что информация о поджигателях — неправда.
«Страны нет — вот все и горит»
К 17 часам меня забирает на пожар пожилой мужчина на квадроцикле по имени Алексей. Ему за 60, местный охотник. Есть своя лесопилка, которую, сокрушается он, скоро придется продавать, потому что «государству этому вечно все заплати, заплати, а в ответ [ничего]».
Загружаемся: берем три пятилитровые баклажки с водой. Я расписываюсь, что материально ответственен за свой ранцевый огнетушитель. Уже не для протокола женщины и мой провожатый буквально навязывают взять с собой булочку, чтобы в лесу в случае чего не остаться голодным. Просят оставить ключи и телефон «в штабе» — все равно ни тут, ни на месте пожара связи нет. Но телефон я все-таки с собой беру.
Пока мы едем к месту — Алексей рассказывает, как сориентироваться в лесу. «Запоминай. Вот речка. Солнце видишь куда смотрит? Будешь из леса выходить один — смотри, чтобы солнце тебе светило в правый глаз. Поселок будет слева. Выйдешь на квартальную (это дорога, дробящая лес на делянки) — и там уже по дороге в поселок попадешь. Понял?».
Я, конечно, это понял. И даже попытался мысленно сориентироваться — казалось несложно. Но перспектива остаться в незнакомом лесу в сумерках все-таки пугала.
— Ты в первый раз тушить едешь? — спрашивает Алексей.
— Да.
— Ну, если будешь держаться рядом со мной — не заблудишься.
Вдоль дороги — выгоревший лес: по обе стороны черная трава и обожженные стволы деревьев. И чем ближе к месту пожара, тем отчетливее в воздухе начинает пахнуть дымом. Останавливаемся у сгоревших железных вагончиков — там, объясняет Алексей, работали лесозаготовители. Около них схрон: гора полных воды пятилитровых баклажек. Местные называют этот лес «разбойничьим болотом».
«Заливай рюкзак, бери одну баклажку с собой», — командует он. Впереди непроглядная стена едкого дыма. У меня с собой в кармане респиратор из дома на всякий случай.
«Ничего нет, страны нет. Лесничих нет — одни арендаторы и пользователи. А им больно это надо? Вот все и горит. Коммунистов все материли, а при них хоть порядок был. А теперь [ничего] своего нет. Понял?» — рассуждает мой проводник. Идем мы пешком по глубокой борозде, которую прорыли трактором, чтобы локализовать очаг пожара. В ней под ногами попадаются то глина, то суглинок, то вода, то камни. Такая борозда «через день-два» должна полностью закольцевать участок леса в несколько сотен гектаров. А там «пусть оно все сгорит [к черту], никому оно не нужно».
По пути вижу догорающий ствол дерева. Целюсь шлангом к возгоранию, начинаю его тушить. Проводник поправляет: «Не трать воду, пусть горит. Оно все вглубь уходит. Смачивай кромку». Так мы проходим около километра, по пути отмечая, в каких местах лежат схроны с горами пятилитровых баклажек. Какие-то из них уже пустые, какие-то до краев наполнены водой.
— А эти баклажки потом надо будет как-то из леса же убирать, — сокрушаюсь я. Пока ждал отправки, Галина Упорова точно также переживала за чистоту леса: пожары стихнут, и придется волонтеров отправлять собирать эти пластиковые бутылки.
— Никто их собирать не будет. Бросили и все. Тяжело — бросай баклажку прямо тут, — говорит Алексей. В общем-то дельный совет: от гари иной раз невыносимо дышать. Так мы проходим вглубь леса около километра.
Команда добровольцев сплошь состоит из местных деревенских мужиков вместе с егерем по имени Андрей, разъезжающим на квадроцикле с большими колесами прямо по борозде. Мой провожатый зовет его «красномордым» за багровый загар от пожаров. Другие добровольцы, когда узнают, что я из Екатеринбурга, — сильно удивляются, как далеко меня занесло. Меня это тоже удивляет: из волонтеров «по объявлению» я оказался в этой команде единственным.
Наша задача как добровольных пожарных — «проливать» водой кромку горящей сухой травы. Тушить все поле, объясняет мой провожатый, не хватит сил. В разговорах деревенских добровольцев слышу, что тушить траву было невозможно даже 7 мая, когда приехали около 300 человек: «Только потушили слева — загорелось справа». Да и проходить по болоту тяжело. Поэтому решили тушить так, чтобы выгорел один конкретный участок.
Но вдруг меняется ветер и догоравший у борозды огонь каким-то образом перекидывается на другую сторону поля, где прямо в сухой траве лежат горы сухих веток и брошенная заготовленная древесина. До дачного поселка с этого места чуть больше километра по прямой.
«Иди, прояви себя!» — по-отечески говорит Алексей. И я бросаюсь тушить очаг вместе со всеми.
В едком дыму тушить кромку травы оказалось тяжело: ручной насос бил струей то слишком далеко, то слишком близко. От, возможно, неопытности, у меня быстро забиваются руки и качать воду, чтоб потушить очаг, не получается. Вдобавок насос подтекал, стоило только опустить его носиком вниз, из-за чего вода в ранце быстро кончалась. Огонь обжигал лицо, а от дыма начало першить в горле.
Ветер в мою сторону, поэтому выбегаю из облака дыма, дышу, бегу за водой. Возвращаюсь — тот очаг, который я тушил, уже погас. Ищу горящий участок дальше, но другие добровольцы оказываются быстрее меня. Кромка почти вся остается потушенной. Я опять машинально пытаюсь потушить бревно, с которого огонь, как мне кажется, может перекинуться дальше. Старшие, кто проходя мимо, говорят: «Не трать воду!».
Таким образом мы примерно за полчаса локализуем пожар. А еще через минут 20 приезжает трактор, который опахивает участок перекинувшегося пожара, чтобы почти погасший огонь не смог продвинуться дальше.
Муторный торфяник
13 мая. Команду на тушение торфяного пожара на Моховой Шмаринке в 35 километрах от Екатеринбурга набирают через телеграм-чат «Добровольцев быстрого реагирования» — уральской команды волонтеров, занимающихся тушением лесных и торфяных пожаров и устраивающих экоуроки для школьников и воспитанников детских садов. Набирается 27 добровольцев.
Местный егерь Андрей говорит, что торфяник площадью около 600 гектаров в Моховой Шмаринке горит с начала апреля. Пожар пытались ликвидировать силами МЧС, но «они не знают, как их правильно тушить», а авиалесоохрана, которая знает, занимается только землями лесного фонда. По иронии судьбы Моховая Шмаринка — это земля Белоярского городского округа, то есть муниципальная. И лесоохрана потушить эту территорию не может.
В советские времена на этом болоте добывали торф. С тех пор там остались пожарные водоемы и даже заброшенная система гидрозатворов, чтобы в нужный момент поднять уровень воды и «заболотить» местность. Но сейчас она не функционирует.
Несмотря на то, что компания набиралась разношерстная, подготовка у отряда оказалась очень высокой. С собой волонтеры взяли бензопилы, три бензиновые помпы, несколько мешков с пожарными рукавами, лопаты, щупы, каски, респираторы. В общем, все, что необходимо на всю команду. И даже на тех, кто вроде меня пришел в одном спортивном костюме и кроссовках.
Добравшись до места на УАЗ-Буханке партиями по 12-15 человек, наш отряд разворачивает пять линий для тушения очагов торфяного пожара. Координатор Руслан, доброволец с трехлетним стажем, вводит всех в курс дела: стволовые, направляющие струю воды, должны будут превратить торфяной очаг в жидкую и холодную кашу, разбивая водой землю. Их помощники — должны поправлять рукава, чтобы удобнее было продвигаться, а волонтеры с лопатами — откапывать очаги тлеющего торфа, чтобы его можно было эффективнее всего потушить. Дозиметристы щупами промеряют, остались ли горящие очаги торфа. Если после всех манипуляций хотя бы в одном месте щуп показывает 40°C — операцию приходится проводить снова, потому что даже один тлеющий кусочек торфа способен подсушить все вокруг, выйти на поверхность и разжечь пожар с новой силой. Вдобавок, торф довольно токсичный и при горении может быть смертельно опасным для астматиков, грудных детей и людей, страдающих заболеваниями легких.
Сам Руслан, руководивший тушением, индивидуальный предприниматель — занимается поставкой медоборудования в больницы. А тушение торфяников — это, как сам признается, хобби. Любит природу, походы, от того и втянулся в этот процесс.
— Торфяник — он такой. Тушить его муторно. Сколько мы тут стоим на одном пятачке, и все до сих пор дымит (на тот момент прошло около трех часов — прим. авт.). Чтобы потушить его, на один квадратный метр нужно вылить одну тонну воды, — объясняет Руслан. — Да и людей на него много не наберешь.
— Нет романтики, — перебивает один из волонтеров.
— И это тоже, — соглашается Руслан. — Но люди думают, что торфяники не так опасны. И что тушить их невозможно. Что тоже не так.
Как тушить торф?
Объясняет руководитель противопожарного отдела Greenpeace России Григорий Куксин:
«Надо очень тщательно перемешать тлеющий торф с водой (примерно тонна воды на кубометр торфа при тщательном перемешивании). Это не сложнее, чем тушить горящие опилки, уголь, сухой навоз или, если сравнивать с бытовыми пожарами, тлеющий матрас. Просто тлеющая почва, богатая органикой. При единичных очагах — например, весной, когда только отдельные сухие участки загорелись от поджога травы по поверхности — надо ставить мотопомпы и подавать компактные струи воды под максимальным давлением, перемешивая тлеющий торф с водой. И проверяя потом результат рукой (должно быть холоднее руки) или щупом-термометром.
Если пожар не удалось потушить весной и торф горит на больших площадях — тогда приходится строить плотины, перекрывать каналы и реки, затапливать какие-то территории. Если же такой пожар не тушить, то он может тлеть вплоть до нескольких лет, иногда переживая зиму».
За день мы смогли погасить 14 очагов торфяного пожара.
Тревожная обыденность
Пожары этой весной для Свердловской области стали настоящим испытанием. Как считает представитель добровольческого отряда пожарных «Добровольцы быстрого реагирования» на Урале Дина Хитрова, природных пожаров, по крайней мере в таких количествах и с такими масштабами, в регионе обычно не бывает из-за того, что обычно в это время года или холодно, или идут дожди.
«Погода стала кардинально меняться последние несколько лет — и на Урал постепенно приходят аномально жаркие дни как весной, так и летом, осенью. Раньше ближе к сентябрю начинались дожди, температура была около +18°C и пасмурно. Сейчас в конце сентября запросто может быть под +30°C. Кроме того, неосторожное обращение с огнем, непотушенные окурки и брошенные дымящиеся костры, мангалы в пожароопасный период становятся причиной новых возгораний, палов травы, лесных и торфяных пожаров», — считает активистка.
И хотя для Свердловской области это нонсенс, в целом для России температура воздуха нынешней весной принципиально не отличается от среднемноголетних значений. Разница, считает руководитель противопожарного отдела российского Greenpeace Григорий Куксин, лишь в том, что пожары в этом году начались несколько позже обычного — в начале мая, что совпало с традиционными выездами граждан на природу. А во многих регионах на майские выпал и пик опасности по погодным условиям, когда уже сошел снег, высохла старая трава, стоит сухая и ветреная погода. «Такие “всплески” пожаров несколько лет назад были обычным явлением. Но, во-первых, несколько лет мы наблюдали постепенное снижение остроты этой проблемы весной, а во-вторых, в этом году необычно много внимания к этой теме и кажется, что пожаров больше», — считает эксперт Greenpeace.
Внимание к пожарам было приковано в том числе из-за трагедии в Сосьве, где почти дотла сгорела треть поселка и были человеческие жертвы. И хотя каждый год в России в пожароопасный сезон огонь охватывает населенные пункты, не всегда это выглядит настолько болезненным. «Тут важно понимать, что когда одновременно сгорает 100 домов в одной деревне, то это замечает вся страна, и людям, возможно, дома потом построят. А когда те же 100 домов сгорают за неделю, но в разных деревнях и в разных регионах, то это как бы обычное дело весной, и погорельцы получат только по 10 000 рублей», — объясняет Куксин.
При этом проблема явно перерастает в системную, когда, например, леса или торфяные болота находятся в категории земель сельхозназначения, и профессиональные лесопожарные службы не могут их тушить за счет собственных средств. В целом, уверены в российском Greenpeace, в лесоохране страны назрела необходимость в глобальной реформе системы пожарной охраны.
С необходимостью менять систему охраны лесов согласна и Дина Хитрова. «Сейчас колоссальная лесопожарная катастрофа случается каждый год. Мы теряем леса и поля, сгорают деревни и села, люди и животные. Чтобы этого не было, нужно работать на всех уровнях и во всех направлениях. Проводить профилактические меры безопасности, делать опашки вокруг населенных пунктов, предупреждать, обучать жильцов, знакомить с пожарной техникой, оборудованием, закупать своевременно экипировку, средства индивидуальной защиты (респираторы, перчатки, каски, очки и пр.), проводить экоуроки для взрослых и детей, сотрудничать с местными пожарными частями и администрацией. Главное — не становиться источником пожаров, быть бдительными и ответственными», — считает представитель «Добровольцев быстрого реагирования».
