«Легче его через психиатрию удавить» Как против экоактивистов в России применяют судебную медицину

По данным Эколого-кризисной группы (ЭКГ), с 2021 по 2024 год восемь экологических активистов в России были подвергнуты «принудительным мерам медицинского характера». Трое из них были отправлены на психиатрическое обследование или лечение за акции в защиту природы:

• Ивана Ноговицына, участника протестов в сквере у театра драмы в Екатеринбурге, продержали в психиатрическом стационаре больше года — с ноября 2021-го по декабрь 2022-го.
• Ольгу Кузьмину, которая выступала против вырубки деревьев в Лосиноостровском районе Москвы ради строительства по программе реновации, в июле 2022 года отправили на недельную судебно-психиатрическую экспертизу, а спустя год, в августе 2023-го, на принудительное психиатрическое лечение в стационар.
• Александра Любченко, требовавшего прекратить сброс промышленных стоков в реку Хопер в Воронежской области, заставили проходить психиатрическую экспертизу в 2021 году.

Еще пятеро активистов были задержаны по статьям, не связанным с защитой природы. Их обвиняли в дискредитации и распространении «фейков» о российской армии, разжигании ненависти и хулиганстве. Правозащитники отмечают, что преследование не по «экологическим основаниям» не отменяет преследования членов экоактивистского сообщества. Например, Раиса Болдова, обвиненная по статье о «фейках об армии», была первой, кто в 2020 году встал на защиту шихана Куштау. Блогер Михаил Алферов, обвиненный в «возбуждении ненависти к органам власти» за ролик в поддержку Навального, выступал против строительства Крапивинской ГЭС.

Принудительная психиатрия — явление не новое и далеко не только российское. Правозащитники фиксировали ее применение против политических активистов в Китае, Беларуси, Украине, Казахстане и Туркменистане. Советские диссиденты называли ее «карательной медициной», намекая, что реальных причин для помещения человека в психиатрическую больницу у государства зачастую не было. В случае российских экоактивистов даже врачи подчас констатировали, что отправленные к ним люди, вопреки мнению силовиков, не нуждаются в лечении.

«Кедр» рассказывает, как сегодня в России используют психиатрию для борьбы с защитниками природы.

Бессрочное наказание

4 мая 2024 года в научном медицинском журнале Lancet была опубликована статья «Опасения о злоупотреблениях психиатрией в России». В ней приводились цифры из доклада Сахаровского центра* и организации «Права человека в ментальном здоровье» (FGIP), представленного на конгрессе Европейской психиатрической ассоциации в апреле этого года.

С 2015 года исследователи зафиксировали 86 случаев «злоупотреблений психиатрией властями РФ», 50 из них пришлись на последние два года.

Директор FGIP Роберт ван Ворен уточняет: «Такая практика может быть гораздо более распространенной. В нынешнем политическом климате в России власти могут делать это безнаказанно. И ситуация будет только ухудшаться».

По наблюдениям экспертов, принудительным психиатрическим обследованиям и «лечению» в основном подвергаются граждане, выступающие против военных действий в Украине. Принудительно «лечат» и активистов, в том числе экологических.

Эколого-кризисная группа была создана в 2021 году, чтобы фиксировать случаи преследования экологов и экоактивистов, в том числе тех, кто подвергся принудительной психиатрии в последние годы. Из восьми человек в списке ЭКГ трое были отправлены на принудительное стационарное лечение, один на амбулаторное, в отношении четверых дело ограничилось лишь экспертизой. Сами правозащитники отмечают, что далеко не все случаи придаются огласке.

Виталий Серветник, эксперт Эколого-кризисной группы, рассказал «Кедру», что в 2024 году направление на психиатрическую экспертизу и назначение принудительного лечения получили трое экоактивистов:

• 14 марта 2024 года Октябрьский районный суд Екатеринбурга продлил применение принудительных медицинских мер Ивану Ноговицыну.
• С 15 по 27 февраля 2024 года в Красноярском краевом психоневрологическом диспансере № 1 была проведена амбулаторная экспертиза в отношении экоактивистки Наталии Подоляк. Она оспаривала результаты общественных слушаний по вводу в эксплуатацию хранилища радиоактивных отходов под Красноярском. Экспертизу назначили в рамках уголовного дела о дискредитации армии.
• В апреле 2024 года стало известно, что экоактивист Михаил Алферов, выступавший против строительства Крапивинской ГЭС, отправился на СВО. Вероятно, в результате давления со стороны следствия. В сентябре 2023-го следователь, который рассматривал его дело о возбуждении ненависти к представителям власти, назначил ему прохождение судебно-психиатрической экспертизы амбулаторно.

— Я уверен, это политически мотивированные преследования. Показная демонстрация того, что активисты якобы сумасшедшие, — говорит Серветник.

В отличие от тюремного заключения или иных ограничений, которые может наложить на человека суд, принудительное психиатрическое лечение не ограничено во времени и длится столько, сколько скажет лечащий врач.

Он же, выступая в суде, говорит в какой форме должно проходить лечение — амбулаторно или в стационаре.

Экоактивист Александр Бахтин, выступавший против строительства мусоросжигательного завода в Мытищах, в 2023 году был осужден по обвинению в распространении «фейков» об армии РФ. Вдобавок к шести годам колонии общего режима, активиста приговорили и к принудительному психиатрическому лечению. «Находясь в закрытом учреждении, в тюрьме, Александр вынужден наблюдаться в другом закрытом учреждении, в психиатрической больнице, где нет никакого общественного контроля. Там что угодно с человеком можно сделать», — вздыхает Серветник.

В мае 2022 года на психиатрическую экспертизу в больницу имени Сербского забрали экоактивистку Ольгу Кузьмину. Ее отправили туда прямо со следственных действий из ОВД «Лосиноостровский». Кузьмина была обвиняемой по делу о хулиганстве, возбужденному в 2021 году за акцию против застройки сквера на улице Янтарной в Москве. Девушка привязала себя к дереву в знак протеста. Спустя месяц суд повторно отправил Кузьмину уже на стационарную экспертизу в областную психиатрическую больницу. Там ее продержали пять дней. Ольга вспоминала кошмарные условия в больнице, антисанитарию, а еще предупреждения персонала: «Другие пациенты могут убить тебя в любой момент». Кузьмина уверена, такие условия создаются специально, «чтобы запугать активистов». В выписке из заключения врачей-психиатров Ольге дана такая характеристика: «Своенравие, преимущественно оппозиционное, негативистичное поведение, склонность к сутяжничеству и протестным реакциям».

Исходя из этого заключения, 4 августа 2023 года Бабушкинский районный суд Москвы назначил Кузьминой принудительное лечение в психиатрической больнице. Адвокаты Ольги оспаривают это решение.

По словам Виталия Серветника, не все случаи злоупотребления психиатрией придают огласке. Об этом просят сами активисты, потому что огласка «может помешать линии защиты в судах». «Психиатрическое лечение — один из самых страшных способов давления. Мера эта действует на всех. Преследуемые часто полагают, что привлечение внимания может “разозлить” прокуратуру или судей и они затребуют или вынесут более серьезное наказание. Насколько это опасение оправдано, сложно сказать. Но оно существует», — говорит он. Серветник добавляет, что это еще и опасение негативного общественного мнения.

— В России довольно сильно развита психофобия и маргинализация людей с психическими заболеваниями. Совершенно понятно, что активисты не хотят стать жертвами еще одной фобии и мишенью для дискриминации. Как говорили некоторые активисты после стационарного лечения, «я не верю больше никому». Они также отказывались придавать огласке то, что с ними происходило, особенно в нынешней обстановке — боялись привлечения по новым статьям и повторного нахождения в стационарах, — рассказывает Виталий Серветник.

По его словам, система принудительной медицины закрыта. Совершенно неизвестно, что может ожидать пребывающего в этих условиях человека. Во многом это зависит от лечащего врача и персонала.

— Последствия могут быть совершенно разными: от многомесячного привязывания к койке в стационаре и смерти от инфекций до использования сильнодействующих препаратов и продолжительной реабилитации после в амбулаторных условиях, — говорит Серветник.

При этом именно назначенное лечение резко меняет ситуацию, потому что отсутствует контроль со стороны общества и профильных организаций.

— Самая катастрофическая ситуация при назначении психиатрического лечения в медучреждениях при местах лишения свободы. Там с человеком могут делать все что угодно, а общество и профильные организации никак не могут это контролировать. Если человек попадает в эту систему, выбраться из нее бывает практически невозможно, — рассуждает эксперт.

По словам представителя Эколого-кризисной группы, одна из опасностей лечения в стационаре — неограниченное время.  Если при этом человек получает сильнодействующие препараты, то шансы на реабилитацию и возвращение к нормальной жизни резко сокращаются.

— При направлении запросов от общественных и правозащитных организаций по поводу местоположения и состояния содержащихся в стационаре экоактивистов мы получали ожидаемые отказы. Пробить эту стену и узнать, что происходит с человеком, к сожалению, пока невозможно. Без контроля персонал поступает так, как захочет, не исключая пытки и сексуализированное насилие, — заявил Серветник.

Некоторые активисты, опрошенные «Кедром», считают, что злоупотребление психиатрией чаще всего происходит, когда другие методы воздействия — штрафы, административные аресты, угроза возбуждения уголовного дела — не работают. Действительно,

существует мнение, что психиатрические больницы для здорового человека хуже исправительных колоний, ведь это такие же закрытые системы, но сроки пребывания в них ограничиваются лишь мнением врача, а сами медицинские манипуляции, как правило, «пациентам» непонятны.

«В законе не предусмотрено никакой “апелляции” на решение врачей-психиатров. В практике много случаев, когда силовики злоупотребляют этим институтом, — объясняет в разговоре с «Кедром» адвокат, пожелавший остаться анонимным. — Судебная психиатрия — это “серая” зона. В нынешних реалиях термин “карательная психиатрия” уместен и оправдан. Одним из вариантов вывода из “серой” зоны я вижу введение в психиатрических больницах общественного контроля через ОНК. Можно регламентировать посещение пациентов, разрешив его раз в месяц, но не по одним и тем же датам, а по графику членов комиссии. Понятно, что эффект минимален. Даже доступ членов ОНК к системе видеонаблюдения мало что даст», — размышляет собеседник издания.

По словам эксперта, нужна и так называемая апелляционная инстанция, состоящая только из профильных врачей. С ее помощью можно оспаривать решения о принудительном лечении.

«Чтобы избежать круговой поруки, апелляцию нужно проводить в других регионах», — уверен эксперт.

«Туда попадать нельзя»

В интернете несложно найти видео, записанное в августе 2023 года: посреди кабинета стоят два сотрудника Росгвардии в полной экипировке и рассеянно слушают какие-то аргументы седобородого мужчины, больше поглядывая за его спину. Возле стены на стуле сидит женщина и возмущенно перечисляет статьи УК РФ нависшему над ней полицейскому:

— 330-я «Самоуправство»… Я вас предупреждаю!..

— Не надо меня предупреждать! — полицейский валит женщину на пол.

Заканчивается видео трагикомично: сотрудник полиции за ноги волочит женщину, демонстративно сложившую руки на груди, а росгвардейцы стоят в растерянности.

Эта женщина — известная в Красноярске общественница и экоактивистка Евгения Елизарьева. Седобородый мужчина — ее гражданский муж Андрей. 31 августа 2023 года Евгения с Андреем пришли в Следственный отдел по Березовскому району Красноярского края по личному вопросу, добиваясь возвращения несовершеннолетнего ребенка родственницы Елизарьевой. Там, по словам Евгении, ей начали хамить и выгонять ее из здания. Она вызвала участкового, которому затем и зачитывала статьи за секунду до того, как полицейский повалил ее на пол.

Елизарьева давно в поле зрения силовиков. Ее «послужной» список внушителен. Активистка участвовала в громких судебных слушаниях против строительства радиоактивного могильника под Красноярском, заявляла о коррупции при озеленении города и проведении мусорной реформы, добивалась пересмотра городских тарифов ЖКХ, участвовала в мониторинге состояния мусорных полигонов. Такая активность не могла не вызывать раздражения местных властей.

Выволокли Елизарьеву из кабинета СК недалеко — в местный отдел полиции. «Там я написала еще 3 заявления на действия сотрудников полиции, нам обещали разобраться и через 3-4 часа отпустили». По словам женщины, вечером того же дня силовики приехали к дому Елизарьевой. «Никаких бумаг мне не показывают, скручивают руки и прямо в ночнушке увозят в отдел СК. Там с меня снимают наручники, но так ничего и не объясняют». Евгения рассказывает, что в это время в ее доме проходил обыск. «Моего гражданского мужа Андрея привезли через пару часов. Продержали в кабинете и снова увезли в наручниках». Андрей уже 10 месяцев находится под стражей. Его обвиняют по статье «Применение насилия, не опасного для жизни или здоровья, либо угроза применения насилия в отношении представителя власти» (ч. 1 ст. 318 УК РФ — до 5 лет лишения свободы).

После выхода видеоролика из кабинета СК, в сентябре 2023 года, Елизарьевой предъявили ряд новых обвинений — на этот раз в возбуждении ненависти (ст. 20.3.1 КоАП) из-за ее постов во «Вконтакте». Причем ненависти чуть ли не ко всем — от представителей государственных органов до сотрудников гипермаркета «Лента». По совокупности обвинений Евгения получила 14 дней административного ареста и очередной штраф — 30 тысяч рублей.

— Я узнала об этом обвинении уже будучи в спецприемнике, — рассказала Евгения «Кедру».

По ее словам, 13 сентября сотрудники полиции ворвались в ее дом, повалили на пол и ударили несколько раз шокером. Ее доставили в участок полиции без сознания и вызывали скорую.

Во время жестокого задержания Евгении повредили ушные перепонки: «На суде по мере пресечения я не понимала, что происходит. Я почти оглохла, ничего не слышала, температура была под 40», — вспоминает она. Решение суда она так и не расслышала.

Сразу на выходе из спецприемника через 14 дней Елизарьеву ждали сотрудники полиции. Они посадили женщину в ее же автомобиль, припаркованный неподалеку, окружили его и продержали там больше 16 часов. Под утро приехал следователь и попытался вручить Евгении постановление на прохождение амбулаторной психиатрической экспертизы. Активистка отказалась подчиниться, указав, что на документе нет печати. Тогда ее насильно доставили в суд.

— Мне снова выписали 14 суток за хулиганство и отправили обратно в спецприемник, — рассказывает она. 

Спустя пару дней, 3 октября, туда приехали сотрудники полиции, «волоком вытащили» и повезли на амбулаторную психиатрическую экспертизу. «Привозят меня туда, объясняю, что я ничего не слышу, нахожусь после изолятора. Заявила, что это преследование. Но им все равно. Ничего не слышала, вся битая-перебитая, но 4 часа проходила арифметические, геометрические, всякие тесты». После экспертизы женщину вернули в спецприемник досиживать сутки.

12 октября Елизарьева должна была освободиться, но ее опять ждали на выходе и повезли в суд. По результатам проведенной экспертизы суд решил отправить Евгению в психиатрический стационар на 30 суток. «Вероятно, до решения врача», — горько замечает она. Евгения наняла адвоката и начала оспаривать решение о помещении в стационар в суде — рассмотрение ее жалобы пока не закончено.

«Туда попадать нельзя. И так у нас жить невыносимо, а с настоящим диагнозом ты уже ничего не поделаешь никогда», — говорит Евгения. Вместе с адвокатом Елизарьева считает, что «необъективность» подхода к решению о помещении в стационар продиктована желанием уничтожить репутацию экоактивиста.

— Если кто-то сопротивляется, — рассуждает Елизарьева, — легче его через психиатрию удавить, чем в тюрьме, через суды.

По словам Виталия Серветника, довольно сложно вычислить принцип, по которому экоактивистов отправляют на принудительное лечение, поскольку «ситуация отличается от региона к региону». Кроме того, принудительная психиатрия все чаще используется в статьях о дискредитации российской армии с целью навешивания ярлыка сумасшедших на критикующих активистов.

— Вряд ли это какая-то нацпрограмма. Ситуация отличается от протеста к протесту. Мы заметили, что если активиста давно преследуют, но репрессии его не останавливают, то может подключиться принудительная психиатрия. Такую меру можно расценивать как запугивание или отягощение вменяемой статьи для дискредитации в глазах СМИ и общества. Проще объявить несогласных сумасшедшими, чем заниматься постоянным преследованием. Как рассказывал один башкирский экоактивист Эколого-кризисной группе после продолжительного нахождения в стационаре: «Лучше пусть еще раз в СИЗО закроют, чем в психушку».

*Признан властями РФ «иноагентом» и ликвидирован