«Как я могу быть против власти, если я и есть власть?» Учитель стыдит главу села, а люди шесть раз репетируют сход — как выглядит башкирская общинность

От редакции

Это последний материал трилогии «Смолы» о Башкортостане — единственном регионе страны, жители которого массово выходят на уличные протесты, защищая свою землю и природу. Люди здесь добиваются результата: промышленники и чиновники отступают под их давлением, отказываясь от разработок, которые нередко чреваты полным уничтожением гор, лесов или тотальным загрязнением рек. Отправляя журналистов в командировку, мы ставили задачу понять, почему именно в Башкортостане стало возможно такое единство жителей и почему именно экологическая тематика оказалась так для них важна.

Мы выяснили, что объединение башкир вокруг борьбы за свою природу началось в 2020 году — в ходе противостояния на шихане Куштау. Тогда тысячи человек вышли на защиту горы, которую местный содовый бизнес планировал полностью срыть ради добычи известняка. Людьми двигало осознание природы как части своей идентичности и пришедшее в те дни понимание, что они хозяева земли, на которой живут. Башкиры не могли допустить, чтобы шихан, являющийся уникальным природным объектом и воспетый в народных легендах, уничтожили. И они победили после двух недель ожесточенного противостояния, столкновений с Росгвардией и нанятыми бизнесом бойцами. Промышленники были вынуждены уйти. С тех пор тысячи человек в республике выходят защищать каждую гору, каждую реку и каждое село, рядом с которыми может появиться опасное производство. Разумеется, бывают и неудачи: иногда личные амбиции лидеров протеста перевешивают, люди ссорятся между собой и побеждают промышленные компании. Так произошло с австрийским заводом «Кроношпан», который построили прямо возле Уфы.

Сегодня экологическое движение в Башкортостане переживает переломный момент: 17 января к 4 годам лишения свободы был приговорен один из самых заметных активистов Фаиль Алсынов. Его соратников, вышедших из-за приговора на протесты, задерживают до сих пор. Больше ста человек привлечены к административной ответственности: они получили штрафы от 10 до 18 тысяч рублей или арест до 15 суток. 30 человек стали фигурантами уголовных дел о «массовых беспорядках» (ч. 1 и ч. 2 ст. 212 УК) и «применении насилия к сотрудникам полиции» (ч. 1 ст. 318 УК). 37-летний Рифат Даутов погиб после задержания.

Само уголовное дело против Алсынова появилось из-за выступления на народном сходе 29 апреля 2023 года в селе Ишмурзино, где местные жители протестовали против добычи золота на горном хребте Ирендык. Алсынов произнес перед толпой в тысячу человек речь, в которой заявил, что у башкир нет другой земли и что, если в Башкортостане начнутся экологические проблемы, представители других национальностей смогут уехать в регионы, в которых «их нации являются титульными», а башкирам уезжать будет некуда. Власти сочли это «разжиганием межнациональной ненависти».

Сегодня мы рассказываем о том самом протесте в Ишмурзино, который стал отправной точкой для репрессий против жителей республики. Как он изменил жизнь самого села и почему местные теперь живут в страхе и апатии? А еще говорим о внутренней кухне протестов и пытаемся понять, за что борются башкиры на самом деле.

Глава I. Царек и селяне

Живописно, скромно и ухоженно — именно эти слова лучше всего описывают Ишмурзино, небольшое село на 806 человек, затерявшееся в 400 км от столицы Башкортостана Уфы. Все здесь можно обойти за 20 минут, улицы расположены вкруговую: сплошь частный сектор с огромными огородами. По центру вальяжно прогуливаются гуси, их гогот сливается с многоголосьем коров и овец: семьи тут преимущественно живут подсобным хозяйством.

Пара магазинов. Двухэтажная школа — по совместительству самое большое здание в селе. Напротив нее сельсовет и дом культуры. В последнем снуют туда-сюда женщины в броском макияже, который явно сигналит, что сегодня в селе праздник — день пожилого человека. Его в Ишмурзино всегда отмечают с размахом. Длинный ряд столов, на них в изобилии фрукты и сладости. В гримерке ждут выхода на сцену школьницы в башкирских народных костюмах. Одна из сотрудниц дома культуры, узнав, что приехали журналисты, расцветает. Но ее улыбка быстро меркнет, когда я объясняю, что мы хотим поговорить не о празднике, а о нашумевшем народном сходе.

— Да ничего после этого схода не изменилось, — шумно вздыхает она. — Кажется, что вроде как опять людей одурачили. Мы, конечно, сохранили свою землю (после народного схода разработку золотоносных месторождений на Ирендыке запретили — прим. ред.), но он, — она подчеркивает это «он», повышая голос, — свое кресло тоже сохранил.

Речь идет о главе села Загите Кашкарове. На народном сходе ему выразили недоверие, жители даже «избрали» новую главу — экоактивистку Рашиду Файзуллину. Но оказалось, что юридически их решение несостоятельно: права избирать главу, даже сельского, путем голосования на улице у людей нет.

Из-за чего произошли протеста в Ишмурзино и почему местным жителям не нравится золотодобыча

Под добычу золота близ Ишмурзино был выделен участок у озера Талкас — памятника природы и источника питьевой воды. Жители многих населенных пунктов Баймакского района опасались, что озеро в результате работы золотодобытчиков окажется загрязнено. Народные сходы против начала промышленных разработок прошли в Ишмурзино и Темясово. В них участвовали около 8 000 человек.

Люди указывали, что последствия работы золотодобывающих компаний в Башкортостане, скорее негативные. Известны случаи, когда они:

• «прихватывали» лишние территории, проводя их разработку без лицензии (такие факты выявлены Росприроднадзором в 2022–2023 годах в отношении компаний «Таналык», «Графское» и «Весна»);
• уничтожали техникой плодородный слой почвы («Графское», по данным Росприроднадзора, уничтожило 3,2 га плодородной земли на месторождении «Заря»);
• загрязняли водоемы, в том числе реки Урал и Таналык.

В 2022 году премьер-министр Башкортостана Андрей Назаров заявил, что за два года золотодобытчики нанесли природе республики ущерб на 1,5 млрд рублей. Он отметил, что компании зачастую попросту не проводят рекультивацию (то есть восстановление) земель после отработки месторождений, оставляя после себя мертвую землю и водоемы.

Только произнеся это, женщина вдруг застывает с открытым ртом. Она смотрит на появившегося в коридоре полного мужчину в деловом костюме.

— Без комментариев, — вдруг переходит она на крик. — Выборы у нас какими должны быть по закону? Тайными. Представляете, если бы и президента, и главу республики, и главу района — всех бы на улице выбирали, что бы было?

И убегает, бросив мужчине в костюме постановочно-удивленное: «Ой, здравствуйте, Загит Мавлетдинович!»

Мне несколько раз приходится ущипнуть себя: настолько карикатурно выглядит Кашкаров. Так обычно описывают чиновников в несмешных анекдотах. Безмерный живот, властный взгляд, подчеркнуто вежливый и снисходительный тон. Сюда он пришел не столько на праздник, сколько «обойти дозором свои владения».

Кашкаров соглашается поговорить, но сразу предупреждает: не на все вопросы он сможет ответить да и дел у него очень много. Мы идем в соседнее здание сельсовета. Ждем, когда сотрудница откроет дверь в кабинет — судя по табличке, чужой, не главы села. Садимся, и только после этого Загит Мавлетдинович разрешает задать ему вопросы.

Говоря с нами, чиновник изо всех сил старается скрыть свое раздражение. Мне уже кажется, что единственный опыт, который он вынес после народного схода, заключается совсем не в том, что с мнением местных жителей надо считаться, а в том, что вся беда от таких приезжих, как мы.

Он с готовностью и даже удовольствием объясняет, что в Ишмурзино были законные выборы, что выбрали его. И быстро прерывает разговор, когда я спрашиваю, как учитывалось мнение людей, которые выходили на народный сход.

— Пожалуйста, мы же не против учитывать их мнение. Почему ж не сделать главой того, кого выберут люди. Но просто нужно в свое время сдавать документы в избирательную комиссию…

— Но почему же все-таки так произошло? Ведь не каждый день собираются люди и выражают недоверие своему главе, — настаиваю я.

— Все, я ответил. Больше не буду. Без комментариев, — прерывает разговор Кашкаров.

На выходе он пристально смотрит, куда мы идем дальше. Увидев, что в магазин по соседству, принадлежащий Рашиде Файзуллиной, активистке, которую селяне и выбрали на его место, понимающе кивает и улыбается. По этой улыбке становится ясно, что ничего интересного нам там не услышать.

— Я бы объяснила, но вот этих умных слов не знаю, по-русски говорю плохо, слышите же. Вы спросите кого поумней, — отмахивается от нас бабушка за прилавком. — Не разбираюсь, не понимаю я. Что глава? Землю продал, работать не хочет, толку от него никакого нет.

Продавщица с готовностью дает телефон хозяйки. Но Рашида говорит, что уехала в лес, потом ей нужно в больницу и неизвестно, когда она будет. После того как я говорю, что дождусь ее в любом случае, она бросает трубку, затем мне перезванивает неизвестный мужчина и просит, чтобы мы никого не ждали.

— Рашида очень обижена на журналистов, даже не на журналистов, а на авторов всяких телеграм-каналов, — объясняет нам жительница села. — Я сама была на сходе и видела, как это все получилось. Люди просто разозлились. Мы не хотели никакой революции, мы не хотели кого-то сдвигать. Но на главу сильно разозлились. А Рашида, она просто организовала этот сход, и вышло, что весь удар взяла на себя. И вот после того как все это случилось, там такая грязь полилась в ее сторону… Что ей миллионы заплатили, что она после этого митинга поехала на Бали отдыхать. И никто ее не поддержал. Хотя она ждала, что приедут журналисты, расскажут, как все было, вступятся за нее. Никто не приехал. Страсти со временем улеглись, но теперь вы снова говорите об этом. А Рашида все самое страшное пережила после схода. Ирендык-то мы отстояли, но представляете, какие там деньги крутились? Вы думаете, те люди, которым мы не дали заработать, так легко все простили?

Еще одна активистка, которая помогала в организации схода, работает учительницей в школе. Она наотрез отказывается от беседы и просит не называть ее имя.

— Мне муж запрещает. Вы понимаете, что из-за этого всего я чуть работы не лишилась? Нет, я не буду говорить, угрожали мне или нет. Ничего говорить не буду. Моей семье и так очень дорого дался этот сход, — говорит она. И подчеркивает, что с активизмом покончено.

Огромный стол в доме культуры забит пенсионерами, в основном женщинами. Одна из них, ей глубоко за семьдесят, улыбается и плачет, читая стих на башкирском. Сбивается, ей помогают из зала. Потом долго и уважительно хлопают. Глава села напряженно следит за нами, потом предлагает отойти в сторону. Просит пока не разговаривать с людьми — давит на уважение к возрасту и на то, что у людей праздник. Я говорю, что мы придем после официальной части, чтобы не мешать людям проводить концерт. Разочарованный присвист свидетельствует, что чиновник ожидал другого ответа. При этом сам он от каких-либо разговоров отказывается, повторяя «Без комментариев». Внимательно смотрит, в какую сторону мы уходим. Я пытаюсь поговорить с одной женщиной недалеко от дома культуры, потом с другой — после каждого отказа натыкаюсь на взгляд Кашкарова, наблюдающего за нами с крыльца.

В центре, под неотступным взглядом главы даже пытаться поговорить с кем-то бесполезно. Чуть дальше центра поселок будто вымер. Стучусь в ограды и пытаюсь заговорить с людьми, но везде встречаю отказ. Кто-то говорит, что не знает, что сказать, другие заявляют, что плохо говорят по-русски.

Праздник перешел в застолье с чаем и сладостями. Жители не особо вникают, о чем я их спрашиваю. «Глава? Да хороший глава, подарки вот подарил». Многие даже признают, что выходили на сход, но отмахиваются от дальнейших вопросов, не желая ничего объяснять: «Нашу землю мы отстояли, а что там дальше — это пускай молодежь разбирается». Одна пенсионерка шепчет доверительно, что теперь точно все — глава сказал, что золото добывать не будут. Они ему верят.

— Мне рассказали, о чем вы пишете, и мне вас жалко, потому что вам никто тут ничего не расскажет, — в курилке возле дома культуры я оказываюсь без своего преследователя. Это меня удивляет даже больше, чем то, что поговорить ко мне пожилая женщина в деловом костюме подходит сама.

— Людей запугали. Поймите, у нас тут работа, мужья, дети, внуки. Есть, на что давить.

Внезапно собеседница замолкает, мне даже не надо поворачиваться, чтобы понять причину. Кричу во весь голос: «Так вы говорите, автобусов больше не будет?» И внутренне содрогаюсь от того, как неестественно это звучит. Но женщина благодарно и немного виновато улыбается.

Больше общаться с жителями села, кажется, не стоит: непонятно, как «хозяин» с них спросит.

20 января, уже после нашего отъезда из Ишмурзино, у организатора народного схода против добычи золота на Ирендыке Рашиды Файзуллиной пройдут обыски: громко, шумно, с полным КамАЗом ОМОНа. Никаких обвинений ей не предъявят. Видимо, цель визита силовиков — простое запугивание. И это запугивание дает результаты.

После схода в Ишмурзино в Башкортостане закрутился большой маховик репрессий. Алсынов — в тюрьме, его соратники — под уголовными делами. Почему именно этот сход стал роковым? Кажется, все дело в прецеденте: первом не только в Башкирии, но и в стране. Люди не просто отстояли свою землю, но и фактически «уволили» действующего главу. Это уже политическое — стерпеть и простить такое власть не готова.

Глава II. «Сильные активисты»

— Башкиры — народ очень терпеливый, они готовы терпеть обиды долго. Но когда припирает, они выходят, и тут уж беги. В Ишмурзино людей приперли. Никого ведь не спрашивали [о том вести или не вести золотодобычу], — рассуждает экоактивист Григорий Городовой. — Теперь же, когда опасность миновала, люди хотят просто жить спокойно. Им уже плевать, кто там у власти. Ну хочет он [Кашкаров] сидеть в своем кресле — да пусть сидит, только не пакостит. Будет пакостить, будет трогать природу — они опять выйдут, опять забудут, что кого-то боялись.

Организовать сход в Ишмурзино местным жителям помогали активисты из Баймака. Мои собеседники говорят о них почтительно и характеризуют, как один, эпитетом «сильные». Дело в том, что сразу после событий на Куштау, в сентябре 2020 года, в Баймакском районе началось новое противостояние из-за той же проблемы, из-за которой в 2023 году в Ишмурзино собирался народный сход: месторождение золота близ озера Талкас хотели отдать в разработку компании «Семеновский рудник». И всего сотня человек отстояла озеро.

С баймакскими активистами Ильсуром Ильназаровым, Тансылу Аслаевой и Уралом Сагитовым встречаемся на берегу Талкаса.

Ильназаров говорит, что даже «слишком» любит природу. Так повелось с самого детства, когда с отцом ездил на покосы. Потом начались субботники, у него не было даже мысли, что можно не ходить: не обязаловка, а отдушина, подчеркивает активист. Когда вырос, стал понимать, что вообще-то люди к природе относятся не слишком хорошо.

— Один-два раза на это можно закрыть глаза. Но когда [пренебрежение природой] происходит систематически, это уже невозможно терпеть, — объясняет Ильназаров. — Мы тут все разные, но у нас есть общий интерес — любовь к родному краю. На этой почве сложилась команда, у которой есть идеи по защите экологии и которая готова их воплощать.

Рассказывая о защите Талкаса, активисты подчеркивают, что разработки золотоносных месторождений здесь уже велись, но это было в годы Великой Отечественной. Чтобы обосновать свою позицию в защиту озера, баймакцы изучили историю, поговорили с экологами и выяснили, что в те времена при добыче использовалась ртуть, которая способна «вбирать» золото в себя. Золото из ртути отфильтровывали, но куда девали токсичный металл, неизвестно. Активисты предположили, что ртуть могла остаться в земле.

— В таком случае, когда начали бы взрывать карьеры для добычи, все бы пришло в движение и вредные вещества по рекам потекли бы дальше, вплоть до Оренбурга, — говорят они.

Активисты вспоминают сход в Баймаке, на котором против добычи выступила ныне покойная учительница башкирского языка Софья Габитовна: она учила и главу администрации района, и его заместителя, и всех тех людей, которые собирались добычей золота навредить озеру.

Во время ее выступления, по словам активистов, все «большие люди» сидели, понурив головы. От разработки месторождения было решено отказаться.

Глава 3. Ответственность за свою землю

Дальше была битва за Ирендык в 2023-м. Сходы в Темясово и Ишмурзино активисты готовили долго: собирали всю информацию о хребте, его природе, расположенных здесь реках и озерах, курганах, захоронениях, лицензиях золотодобытчиков.

— Понимаете, почему нас так много людей поддержало, — говорит Тансылу Аслаева. — Протяженность хребта 88 км, по обеим сторонам деревни. Ручьи и реки оттуда берут начало. Сенокосы там, ягодники там, лес. Мы живем этим Ирендыком, поэтому было много народа. Обычные мужики вышли. Просто представьте: высокая гора и она вся должна уйти в разработку, вся эта красота. Потом все бы стекло на озеро Талкас, с другой стороны — в реки Большой и Малый Кизил. Большой питает Сибай, Малый — Магнитогорск. Видите, какой масштаб проблемы. Вот люди и поднялись.

Активисты готовились: записывали видео, публиковали посты в соцсетях о значимости Ирендыка. А про себя боялись: если на сходы в селах придет мало людей, пиши пропало. Но в Темясово пришло семь тысяч человек. В Ишмурзино — почти тысяча.

— Тут [в Баймакском районе] везде золото копали: и в горах, и на равнине. И хотят продолжить копать, варварски, не заботясь о природе. Забирать золото себе, а нам оставлять карьеры. Но здесь люди живут животноводством: надо пасти животных, заготавливать сено. Промышленники не оставляют нам ни воды, ни земли. Считай, вредят нам, меняют наш образ жизни, — говорит Тансылу Аслаева.

Я удивляюсь, как у Тансылу поставлена речь — ее приятно слушать, ее слова хорошо запоминаются. Оказывается, это ее призвание: в прошлом она учитель английского. Сейчас женщина на пенсии, но дел у нее стало только больше. Она считает, что ее задача не просто выступать и помогать с организацией сходов, но и заниматься просвещением людей.

— Многим кажется: ну что такого, ну пускай копают, если хотят. Это же на пользу государству. Но когда начинаешь объяснять, что одно дело — если бы деньги шли на благо Башкирии, а другое — когда частник все забирает себе. Пришли, поработали, бросили все и ушли. У нас так и происходит, — рассказывает она. — Добывать полезные ископаемые можно по-разному: можно отходы собирать и утилизировать, а можно сбрасывать в реки и озера. Второе дешевле, только местные жители без чистой воды остаются. И люди, когда все это слышат, начинают менять свое отношение.

— Мы без опыта в юридических делах, простые все люди — сами научились находить всю информацию, — продолжает Ильсур. — Через интернет, в открытом доступе. Узнали, что бенефициары компаний, что к нам заходили, буквально все за рубежом находятся. Вы же сами видели, как мы тут живем, какие у нас плюсы от добычи ресурсов: есть деревни, до которых еще не дошел газ, где люди все еще топят печки, заготавливают дрова. А дороги? Я езжу к своей теще в село рядом с Баймаком, 10 км всего, но всегда жене говорю: «Тут только вчера проехала танковая армия». Больше 20 км/ч не поедешь. Мой покойный папа всегда говорил: «Люди уже в космос летают, а мы…»

Активисты из Баймака говорят, что молодые ребята из Ишмурзино сами приехали к ним и попросили помочь организовать сход. Опасались не только за воду, но и за то, что техника уничтожит сенокосные поля.

— И знаете, я такого никогда не видела, — воодушевленно рассказывает Тансылу. — Они молодцы. Ну, деревенские люди, никогда не выступали. Так они каждому написали речь, выучили ее. Они репетировали сход шесть раз! Я была в отпаде. Как? Сход репетировать? Кто за кем выступает, кто что говорит. Мы были в шоке, что они так ответственно подошли.

Возможность высказаться была у каждого, как и на любом сходе. Говорили не только местные, но и приехавшие активисты. В том, что в Ишмурзино выступил Фаиль Алсынов, по словам баймакских активистов, нет ничего удивительного: его мама из этого села, он учился в местной школе. При этом активисты подчеркивают, что в словах Алсынова не было ничего преступного.

Они объясняют, что башкиры, русские и татары давно живут на одной земле. Когда кто-то говорит «Это наша земля», в этом нет националистического подтекста. Фраза же «Уходите отсюда» была обращена к добывающим компаниям, потому что они и есть пришлые.

— Там же даже не наши местные работают, там своих вахтовых привозят, — продолжает Тансылу. — Потому что с ними удобней: они живут в вагончиках, никуда не ходят, с них спрос, как с гуся вода. А местным тут жить, они говорят: ага, вот тут ручей раскопали, тут нечистоты в озеро скинули, тут еще что-то. Местным тут жить еще, а пришлые поработали, собрались да уехали. Поэтому сказать, что эти компании дают нам работу, — это глупость! Они ничего нам не дают, только забирают.

По словам активистов, изначально на сходе никто не собирался выступать даже против главы села, потому что решения о месте добычи золота явно принимает не он. Но Загит Кашкаров сам повел себя некрасиво: сначала разрешил провести мероприятие в сельском клубе, а когда люди стали собираться, вдруг запретил мероприятие и выставил всех на улицу.

— Потом говорит: «А я вам и свет не дам». И свет не дал. Но чай же хотя бы надо вскипятить? Он: «И столы не дам». И народ разъярился. Сказали ему: «Не хочешь — не будешь главой. Ты слуга народа, мы тебя выбирали, чтоб ты нам помогал, а ты против народа», — рассказывает Тансылу.

По словам активистки, в России люди в принципе не знают своих прав, а в Башкортостане плюс ко всему еще и очень покладистые. Но если их терпением пользоваться, рано или поздно начнется «бунт».

— Почему у башкир все получается? Потому что мы общинники, мы привыкли жить общиной, — продолжает Тансылу. — У нас если дом человек строит, он зовет других жителей на субботник, «умен» называется у нас. Мужики собираются со своим инструментом, дом поднимают. Им кушать, конечно, готовят. У русских такого нет. Мы тут постоянно устраиваем субботники: по уборке леса, посадке деревьев. Они у нас проходят испокон веков, мы общинники. И здесь то же самое было. Все молчали-молчали, а когда чаша терпения переполнилась, народ поднялся. Когда наши люди поднимаются, они уже не останавливаются.

— У нас правда исторически так сложилось, что люди активно протестуют, — поддерживает Ильсур. — А почему? Из-за чувства ответственности за свою землю. Это и с точки зрения религии, и с точки зрения мифологии, и с точки зрения простого обывателя. Вот я, например, ну не могу отсюда уехать. Я такой мобильный человек, три раза за лето ездил на суд. Землю защищать — пожалуйста. Но жизнь себе облегчить и просто уехать не получается. Не могу я бросить отчий дом. Вы же уже многих видели, заметили, что у нас тут у всех разные взгляды на жизнь, политику. Но мы находим общий язык, сидим, разговариваем, спорим. Но все равно мы вместе. Вот этот момент обязательно отметьте: с русскими, с татарами, с другими национальностями нам вообще делить нечего.

— Мы не говорим, что мы против власти, — внезапно произносит стоявший все это время молча Урал Сагитов. — Власть — это мы. Как я могу пойти против власти, если я и есть власть?..

Фаиль Алсынов — в колонии, десятки его соратников — под уголовным делом. Но очевидно, что это ничего не изменит для Башкортостана. Башкортостан выстоит даже сейчас. Потому что люди здесь знают: вокруг их горы, их реки и их земля. А происходящее — новое испытание терпения.