«Форель — она не для нас» Жители Карелии восстали против форелевых хозяйств, поставляющих рыбу в сетевые магазины и даже Кремль. Репортаж «Кедра»

Форель давно стала привычной в рационе россиян. В 2024 году спрос на нее в стране вырос на 26%. От Камчатки до Калининграда никого красной рыбой не удивишь. Но мало кто задумывается, каким образом ее выращивают.

Карелия — крупнейший центр форелеводства в России. На здешних озерах раскинуты сотни садков, в которых откармливают рыбу. Казалось бы: натуральное хозяйство, какие тут могут быть риски? Но на деле все не так.

Форелевые фермы загрязняют озера и отравляют дикую рыбу. Они представляют собой промышленные предприятия, где используют большое количество искусственных кормов и антибиотиков. Из-за этого вода в некогда чистейших водоемах покрывается пленкой, люди оправданно боятся ее пить. Местные теряют уловы, которыми традиционно живут, и чувствуют себя обездоленными: им запрещают рыбачить в тех акваториях, которые занял бизнес.

Жителям карельских поселков это надоело, и они начали массово протестовать, отстаивая свое право на чистую воду и рыбалку. Корреспондент «Кедра» отправился в Карелию, чтобы рассказать, чего на самом деле стоит рыба на наших столах.

Ламбасручей

«Москва и Питер запросили большие объемы форели»

Форелевую икру Анна Карпова*, бывшая учительница из села Ламбасручей, не признает: слишком крупная, неприятно лопается на зубах. Иное дело мелкая и нежная икра ряпушки — рыбы, которую ловят местные жители.

Ламбасручей — село на берегу Уницкой губы Онежского озера. Семь улиц с деревянными домами, два магазина, пекарня, детская площадка и клуб. Здесь живут 340 человек, почти в каждой семье есть лодка и рыболовные снасти.

В Уницкую губу ряпушка заходит каждый год — кормиться. Говорят, раньше была крупнее, «сейчас уже мелочь». Кроме ряпушки, здесь водятся окунь, плотва, щука и судак. Рыбак Валерий, высокий загорелый мужчина, вспоминает, что раньше местные жители ловили и лососевых, например, сига. «Навалом было» и колюшки — мелкой рыбки, которой питается лосось.

— Как садки поставили, все это просто исчезло. Уже тогда начиналась эта грязь. Приезжал из Сортавалы начальник рыбного хозяйства: «Ой, у вас что, очистных нету?» А ты прямо не знаешь.

Разговоры были, что Москва и Питер запросили большие объемы форели — а [губернатору Карелии Артуру] Парфенчикову надо выполнять, — говорит Валерий.

Форелеводы пришли в окрестности Ламбасручья в 1999 году. Компания из Санкт-Петербурга «Норд-Ост-Рыбпром» открыла три хозяйства в ближайших деревнях: Усть-реке, Вегоруксе и Узких Салмах. Местные жители не были против, некоторые даже устроились на работу. В России только начинало развиваться аквакультурное форелеводство, его последствия мало кто представлял.

С годами люди стали замечать: вода в озере испортилась.

— Раньше из-за борта свободно черпали воду и пили. Сейчас озерную воду не берем даже на чай. Сами форелеводы приезжают с баклажками к нам на колонку, — рассказывает 60-летний рыбак Сергей Мельников.

Форелевые фермы отравляют озера кормами и антибиотиками. Да и сами экскременты форели — при неестественной концентрации в водоемах — могут выступать загрязнителями экосистем.

На Набережной улице россыпь серых лодочных гаражей. С самодельных причалов хорошо виден поросший соснами Мижостров: там находится старинное кладбище и деревянная часовня. Прошлым летом жители поселка обнаружили, что за островом появились садки с форелью. Оказалось, годом ранее форелеводы собирали подписи местных за открытие нового хозяйства, но об этом почти никто из сельчан не знал.

— Никакого собрания не было. Ездил управляющий с этого хозяйства [Андрей Акинфин], собирал подписи у бабушек, дедушек, пьяного мужика: «Вот тебе рабочее место, на, подпиши», — говорит Мельников.

— Они тайком от людей садки поставили: я в этом году только узнала. Там уже на воде есть пленка, а на пляже — остатки кормов, — говорит Наталья, мама двух маленьких детей.

Одна местная жительница поставила тогда свою подпись за открытие хозяйства. Говорит, что форелеводы обещали построить дорогу в поселке, но «за два года ничего не сделали».

Дорога в Ламбасручье — грунтовка в ямах. Каждый день ее добивают рефрижераторы форелеводов, которые ездят через поселок: завозят корма и вывозят рыбу. И хотя выручка «Норд-Ост-Рыбпром» в 2024 году составила 1,41 млрд рублей, а чистая прибыль — 306,7 млн рублей, за все годы работы компания установила в Ламбасручье одну лишь детскую площадку.

В мае этого года местные жители узнали от знакомой журналистки, что форелеводы расширяются. Не спросив местных, «Норд-Ост-Рыбпром» взял в аренду участок за Мижостровом площадью 76,7 га. Теперь каждую неделю там появляются новые садки.

Рыбак Валерий встает в лодке и водит длинным пальцем, пытаясь сосчитать садки. Мужчина удивляется, что две недели назад стоял только один, а теперь уже десяток: «Им все по барабану. Обидно просто, что людей не слушают. Внаглую делают».

Жители переживают, что вода в озере станет еще хуже, а рыба уйдет из Уницкой губы.

— Если они поставят садки, ряпушка там уже не пройдет: ей перекроют проход. Нам негде будет ловить ее, — возмущается Мельников.

— Если до Уницкой губы доберутся — хана будет. Нам проезд закроют — и рыбы будет не поймать. Они же не пускают нас через хозяйство. Осенью поехал на рыбалку меж островами — уже наперерез катер летит: сюда, говорят, нельзя, — добавляет рыбак Виктор.

6 июня местные жители провели сход, собралось более 200 человек. Присутствовавшие на встрече чиновники и представители бизнеса поставили людей перед фактом: минимальный объем производства форели в новом хозяйстве составит около 540 тонн в год. Замдиректора «Норд-Ост-Рыбпром» Вячеслав Попов пообещал  рабочие места, а министр сельского и рыбного хозяйства Карелии Ольга Палкина заявила, что регион производит 50% российской товарной форели и этим нужно гордиться. Чиновники, по словам местных, «делали акцент на налоги», которые якобы получит поселок.

Проблема, однако, в том, что большую часть налогов бизнес платит по месту регистрации. Для «Норд-Ост-Рыбпрома» это Санкт-Петербург. За 2023 год компания заплатила налогами почти 43 млн рублей, но Ламбасручью достался только земельный налог, который составил 16 350 рублей.

Местные жители — даже те, кто работает на форелевых фермах, — высказались против расширения форелеводческого хозяйства. В конце июня люди обратились в Верховный суд Карелии: потребовали, чтобы министерство сельского и рыбного хозяйства отменило свой приказ о выделении рыбоводного участка возле Мижострова, а заодно потребовали признать незаконным выделение уже существующего за Мижостровом участка № 181.

Деньги на юриста собрали за два дня, вспоминает Александра:

— Мы всегда были дружными: если тебе плохо — все кучкой. Но в этот раз люди оказались еще более сплоченными. Подключились даже местные, которые живут в Петрозаводске и Санкт-Петербурге.

В соцсетях люди выражали поддержку, писали: «Завтра пенсия и завтра обязательно внесу свой вклад». Некоторые возмущались, что чиновники игнорируют мнение местных жителей: «Как можно столь неуважительно относиться к мнению людей, живущих на родной земле? Именно отсутствие обратной связи порождает сегодняшний протест».

Первое заседание суда по иску жителей Ламбасручья назначено на 26 августа. До вынесения решения на спорном участке запретили любую хоздеятельность, но каждую неделю за Мижостровом люди обнаруживают все новые садки. Из-за этого селяне попросили юристов проверить, соответствуют ли действия форелеводов наложенным ограничениям.

Мертвые зоны

На озерах Карелии стоят сотни садков — в республике работает 79 форелеводческих хозяйств. В 2023 году регион занял первое место в России по объему выращивания форели. Рыба отсюда поступает не только на полки супермаркетов, но даже в Кремль: весной 2023 года, когда Владимир Путин принимал в Москве лидера Китая Си Цзиньпина, праздничный обед открывал салат с карельской форелью.

Беда в том, что форелеводческие хозяйства размещают прямо в природных озерах, а не в специально построенных бассейнах. Остатки кормов и экскременты оседают на дне водоемов, отравляя воду и дикую рыбу. Из-за повышенного поступления органических веществ в озере становится меньше кислорода, начинается замор рыбы.

— Фактически образуются мертвые зоны, малопригодные для живых организмов. В связи с этим во многих закрытых заливах, которые предпочитают форелеводы, форелеводство на самом деле противопоказано в связи с замедленным водообменом, — объясняет эколог, эксперт некоммерческой организации «Арктида» Денис Смирнов.

Часто форелеводы устанавливают садки за пределами официальных границ арендуемых участков. В национальном парке «Ладожские шхеры» форелеводческая компания «Лафор» не только вышла за пределы участка, но и неоднократно сливала кровь рыбы прямо в Ладожское озеро — это в 2022 году сняли активисты. Первая проверка нарушений не выявила, а директор компании «Лафор» обвинил активистов в фабрикации видеосвидетельств. По результатам второй проверки, которую проводила природоохранная прокуратура, хозяйство оштрафовали на 60 тысяч рублей.

Законно ли размещение форелеводческого хозяйства в нацпарке?

Рыбоводные участки на Ладожском озере выделили до того, как был создан нацпарк и территория получила охранный статус, объясняет Денис Смирнов. При создании нацпарка все участки были «вырезаны» из его акватории — даже те, которые еще никто не взял в аренду, хотя их могли включить в нацпарк безболезненно для экономики. Фактически, чиновники оставили «анклавы» внутри парка и заложили основу для нарушений и конфликтов. Но формально присутствие форелеводческих хозяйств внутри нацпарка соответствует законодательству.

Кровавые лужи — не редкость в карельских «форелевых» поселках. В 2020 году кровавые стоки вперемешку с рыбьими внутренностями обнаружили возле поселка Попов Порог в Сегежском районе, в 2022-м — под Костомукшей на участке компании «Кала я марьяпоят». Местные жители жаловались, что машины регулярно сливают «непонятную жидкость бурого цвета» в траншеи и кругом стоит «зловонный запах».

Мертвую рыбу форелеводы нередко закапывают прямо на берегу озер, хотя по правилам должны сжигать в крематорах. Сотрудник одного из форелеводческих хозяйств пояснил «Кедру», что уничтожать мертвую рыбу в крематоре долго и дорого: аппарат сжигает всего 100 кг рыбы за два дня. «Это невыгодно, соляра летит», — говорит он.

Российские чиновники признают: за рубежом — например, в соседней Финляндии — «экологическая сторона [форелеводства] преобладает над экономической».

В Северной Европе, отмечают эксперты «Арктиды», еще 30 лет назад начали отказываться от садковых хозяйств на водоемах, переводя выращивание форели в изолированные бассейны. Правда, это дорого: один только фильтр для воды стоит больше 1 млн рублей. Гораздо дешевле выбрать место на берегу озера, где уже есть электричество и дорога, поставить садки, дели, якоря и обустроить базу.

В Карелии существует только одно хозяйство компании «Вечерний бриз», где форель выращивают в бассейнах, — в деревне Куйтеже Олонецкого района. В 2023 году глава республики Артур Парфенчиков обещал поддерживать это «перспективное направление с отсутствием даже минимального вреда экологии», но за два года подобных хозяйств в регионе больше не появилось.

Еще одна опасность, которую несут форелевые хозяйства для дикой рыбы, — заболевания и вирусы.

— Аквакультурная рыба более чувствительна к болезням, а в садках из-за высокой скученности рыбы передача болезней происходит намного быстрее, чем в природе. В результате мы получаем в озере очаги болезней, которые могут передаваться и за пределы садков, — объясняет Денис Смирнов.

Зона паразитарного влияния рыбоводного хозяйства распространяется на сотни метров от садков, доказали ученые Института биологии Карельского научного центра.

— Форель сама по себе очень грязная рыба, у нее много болезней, и она заражает своими вирусами рыбу в озере. А еще она напичкана антибиотиками — она без них [в искусственных условиях] жить не может, — отмечает бывший сотрудник форелеводческого хозяйства Кирилл.

Энгозеро

«Нам форели не надо»

Против расширения форелевых хозяйств борются жители разных районов Карелии. В поселке Энгозеро неподалеку от границы с Мурманской областью люди сработали на опережение и подняли шум еще до того, как инвестор подал в Минсельхоз заявку на выделение рыбоводного участка.

 — Когда мы узнали, что предполагается строительство форелевого хозяйства, то быстренько организовались: «Поднимайтесь все, кто неравнодушен». Людям ничего объяснять не надо было: они нашли научные статьи, какой экологической катастрофой это грозит, — вспоминает местная жительница, сотрудница поселковой администрации Юлия.

Энгозеро — поселок с 400 жителями на берегу одноименного озера. Во дворах, спасаясь от жары, дремлют под УАЗами собаки: по здешним ухабистым дорогам люди плавают, как по волнам. Часть поселковых мостов разрушена, и люди ремонтируют их сами. Местные жители боятся, что рефрижераторы форелеводов окончательно разобьют дорогу и потом «хлеб в поселок не привезут».

На сельский сход 9 июня пришли «все, кто смог»: 90 человек. «Насчет форелеводческого хозяйства у нас одно мнение на весь поселок: мы против», — говорит Юлия.

Приехал на встречу и представитель инвестора Дмитрий Тризна, которому принадлежит поселковая турбаза «Энгозеро». Открыть форелевое хозяйство задумал его друг из Санкт-Петербурга.

— Этому человеку понравилось озеро и вместо того, чтобы сделать здесь что-то хорошее, он решил создать форелевое хозяйство, — объясняет местный житель Виталий.

Местным имя инвестора Дмитрий Тризна не раскрыл, а разговаривать с журналистом «Кедра» отказался.

Людям сообщили, что садки хотят поставить возле островов Каменные Салмы в 3 км от берега. Это значит, что фарватер, где рыбачат люди, будет перекрыт.

— Энгозеро из двух частей состоит: маленькое и побольше. И между ними только один фарватер, на котором еще наши деды рыбачили: там определенная глубина. А с другой стороны — мель. Как мы будем заходить в озеро для рыбалки, никого не интересует, — объясняет местная жительница Алена.

На берегу Энгозера тихо, синяя вода блестит на солнце. Рядками стоят лодочные гаражи из серой доски, кое-где проросли молодые сосны. На воде колышутся желтые кувшинки. Дует теплый западный ветер — ровно оттуда, где инвестор хочет поставить садки.

— Мне было 10 лет, я уже на веслах сидела, — улыбается Юлия. — Нам всем нравится рыбалка, это же здорово — посидеть с удочкой на озере.

К воде подходит седая женщина с двумя ведрами. Виктория Сергеева раньше была муниципальным депутатом.

— Вот пришла свежей воды с утра взять, — она кивает на озеро и тут же заводится.

— Чего они привязались к нашим озерам? Кто-то деньги будет срубать, а мы без воды сидеть. Они тут не живут, мы для них аборигены. Питерцы на реке Неве пусть открывают хозяйства, москвичи — перед Кремлем, чтобы сразу свежую рыбу им. Они прекрасно знают, что мы пьем отсюда воду. Озеро — наш единственный источник питьевой воды.

Пробить в поселке скважины, объясняет Сергеева, невозможно: места болотистые, вода на глубине торфяная и «негодная для питья». А поселковые колодцы к середине лета пересыхают.

— Зачем нам это хозяйство? После него грязь и дохлая рыба будет плавать. Мы свою рыбу любим, нам форели не надо. Форель — она не для нас, — отрезает Виктория.

Люди перечисляют «свою рыбу»: щука, судак, окунь, язь, сиг, плотва, ряпушка. Из Энгозера берут начало нерестовые реки Калга и Воньга, которые впадают в Белое море. Ниже по течению Калги стоит старинное поморское село Калгалакша, для его жителей река тоже единственный источник питьевой воды.

— Они ж не будут один садок ставить — они будут расширяться и загадят всю территорию. А это единственное, что в Энгозере осталось, — чистая вода, — говорит Геннадий, загорелый мужчина лет 60. Он родился и вырос в Энгозере, успел пожить в Эстонии, но 30 лет назад вернулся в родную деревню, которую называет «самой замечательной на свете».

После июньского схода жители поселка стали писать обращения всем, до кого могли дотянуться: «Мы просто сели и стали распределять: ты пишешь туда, ты пишешь туда. Подняли шум информационный. Написали во все министерства, заручились поддержкой депутатов Законодательного собрания республики. Хотели написать письмо Путину, но сайт был заблокирован, отправить не получилось», — вспоминает Юлия.

Людей возмущает, что на озеро позарился пришлый человек, но все как один говорят: если бы такое затеял кто-то из местных, «поселок бы все равно встал». За озеро переживают даже приезжие, для которых эти места стали домом. 60-летний Василий* родом из Мурманской области, но уже 25-й год проводит лето в поселке.

— Я пришлый варяг, но мне это озеро небезразлично. Людям и так тяжело здесь живется: работы нету, ничего нету. И еще отбирать озеро… Население тут обижено крепко. Надо просто вопрос задать: что я хочу оставить своим внукам? Озеро, где дедушка рыбу ловил, или банку консервов с этой долбанной форелью?

Люди считают, что глава Карелии Артур Парфенчиков создает конфликтные ситуации, запуская форелеводов на местные озера.

— Вот так потихонечку и падает доверие государству. Конфликтная ситуация, а государство нас не защищает, — уверен Геннадий.

— Все, что от нас зависит, мы сделали. Теперь — тяжкое ожидание. Если они получат разрешение [на открытие форелевого хозяйства], можно начинать судиться, — добавляет Юлия. — Люди готовы.

Плотина

«Они зацепились за наше озеро»

В нескольких карельских поселениях людям удалось отсудить у форелеводов свое право на чистую воду. Один из таких — бывший шахтерский поселок Плотина на берегу Лоухского озера, где в 2020 году форелеводы захотели поставить садки.

В Плотине живут 220 человек, она похожа на многие карельские поселки: одноэтажные дома, невысокие деревянные заборы, яркие палисадники и лодки на заднем дворе.

Противостояние с форелеводами началось, когда в поселок приехал Андрей Царев — директор компании «Мелком Аквакультура», которая держит мидиевую ферму на Белом море.

— Царев хотел организовать здесь форелевое хозяйство. Разводить в Лоухском озере мальков и доращивать их в Белом море, — объясняет пенсионерка Ольга Глазунова. В Плотине она живет с 1983 года: приехала из Красноярского края работать прорабом на стройке.

— Кусок-то жирный: море рядом, дорога рядом. Мы ему [Цареву] показали на карте, где можно, кроме нашего поселка, разводить форель рядом с морем, — вспоминает бывший шахтер Игорь Глухарев.

Люди предлагали выращивать форель в заброшенных карьерах, оставшихся после закрытия горных разработок. Но туда нужно было строить дорогу и тянуть электричество.

— Они зацепились за Лоухское озеро: надеялись, что будет минимум затрат. Им было удобно здесь, в Плотине, — говорит Глазунова.

Местные жители объясняли Цареву, что отходы форелеводческого хозяйства течением принесет к поселковой водозаборной станции, откуда озерная вода без какой-либо очистки поступает людям в дома. В ответ им предложили пробить скважины питьевой воды.

— Мы говорим: «Зачем? У нас целое питьевое озеро». И потом скважины здесь сверлить нельзя: под нами затопленные шахты глубиной до 250 метров. Шахтные воды — экологически опасны, — рассказывает Глазунова и добавляет: — На чужаков больше зло берет, потому что они приходят, грубо говоря, пальцы веером: «Вы тут ничего не понимаете». А у нас две трети населения со специальным среднетехническим и высшим образованием.

На одну из встреч Царев привез «две папочки, зелененькую и синенькую»: данные по Лоухскому озеру. На титуле стояло имя Сергея Коркина, руководителя Карельского филиала Всероссийского научно-исследовательского института рыбного хозяйства и океанографии. Его называют «столпом, на котором в республике держится вся система определения новых рыбоводных участков».

— Они не ожидали, что мы разберем эти бумаги. А там оказалось столько косяков! И на суде эти косяки вылезли, — говорит Глазунова.

«Очень народ воодушевился, что у кого-то получится»

Не добившись своего уговорами, форелеводы проигнорировали мнение жителей поселка и в 2023 году подали в Минсельхоз заявку на формирование рыбоводного участка на Лоухском озере.

В январе и феврале местные жители провели сходы, на каждый из которых приходило почти по 200 человек. Все были против хозяйства на озере.

— Каждый человек по Конституции имеет право на благоприятную окружающую среду — мы исходили из этого. Началась наша борьба, — вспоминает Ольга Глазунова. Вместе с сыном она разослала более 140 писем чиновникам и в общественные организации.

В конце февраля в Петрозаводске состоялось заседание комиссии Минсельхоза Карелии, которая одобрила выделение рыбоводного участка на Лоухском озере. Комиссия, вспоминают жители, прошла «быстро и с нарушением регламента»: в ней были заинтересованные лица — например, уполномоченная по защите прав предпринимателей в республике Елена Гнетова. Председательствовал в комиссии действовавший тогда глава Минсельхоза Владимир Лабинов.

Никому из плотинцев, в том числе главе Плотинского сельского поселения и главе Лоухского муниципального района Ольге Квяткевич, на комиссии «не дали даже рот открыть». Но люди фиксировали процесс на аудио и видео, и потом эти записи пригодились в суде: чиновники на комиссии, например, умолчали, что жители были против форелевого хозяйства.

Местным, по их словам, «давали понять, что нужно согласиться на форелевое хозяйство»: из республиканского правительства даже звонили в деревенскую администрацию.

Но селяне не сдались: решили идти в суд и оспаривать решение комиссии. Найти защитника было сложно. «Петрозаводские юристы сразу сказали, что не хотят ругаться с правительством», — вспоминает Ольга Квяткевич.

Время поджимало: оспорить решение комиссии нужно было в течение трех месяцев. Наконец, откликнулась Руслана Передрук из Мурманска, позднее к ней присоединилась карельская юристка Ольга Тужикова.

По воспоминаниям жителей поселка, в те дни они получали много поддержки: от местных, уехавших в большие города и приезжих, которые обосновались в Плотине. Люди помогали «финансово и советами».

— С Ямала мне друзья звонили: «Боритесь, мы за вас болеем!» — вспоминает Игорь.

— Поддержка была со всей страны, — кивает Ольга Глазунова. — Из-за границы нам тоже писали: Финляндия, Украина, Казахстан — все нас поддерживали. Очень народ воодушевился, что, может быть, у кого-то хоть что-то получится.

Трижды Ольга Глазунова и Ольга Квяткевич ездили в Петрозаводск на заседания в Верховном суде.

— Суд стал копать. Прочитал внимательно эту папочку, где написано, какая рыба водится в Лоухском озере. А мы некоторые виды в глаза здесь не видели! У суда появились вопросы, и Коркин подтвердил, что там данные не по Лоухскому озеру. А реальную картину по нашему озеру они не знают, — вспоминает Глазунова.

Жители Плотины предъявили квитанции на оплату воды, чтобы доказать, что пользуются озерным водопроводом. Говорили о краснокнижных животных и растениях — жемчужнице и белой купавнице. Объясняли, что из Лоухского озера берет начало речка Лоукса, которая впадает в реку Кереть, где нерестится семга. Суд, по словам Глазуновой, «детально разбирался, как рыба гуляет».

Выступая на последнем заседании 27 июня 2023 года, Ольга Глазунова сказала, что «у нее за спиной — вся Карелия»:

— У меня действительно было ощущение, что если мы выиграем, то легче будет остальным. Мы надеялись на победу.

Судья Верховного суда Карелии Наталья Иванова встала на сторону жителей поселка и признала приказ карельского Минсельхоза о создании рыбоводного участка недействительным. Ведомство безуспешно обжаловало решение вплоть до Верховного суда России. В итоге Минсельхоз еще и выплатил жителям Плотины 200 тысяч рублей в качестве возмещения судебных издержек.

Рыбачки

С двумя Ольгами, Глазуновой и Квяткевич, мы идем по тихому вечереющему поселку. Обе женщины — рыбачки.

— Недавно на веслах с внуком ходили, накидали целый короб окуней, — говорит Квяткевич.

— Я люблю уху из плотвы, она сладенькая, — отвечает Глазунова.

Лоухское озеро спокойно и безмятежно, словно за него и не было никакой битвы в судах. Женщины вспоминают, как цвела Плотина, когда тут были шахты и государственное участие: гостиница для командировочных, клуб, три детских сада, две сотни школьников. В столовой для рабочих собиралось столько людей, что «некуда было с подносом сесть». Сейчас все иначе: людей меньше, а на защиту государства рассчитывать не приходится.

На вопрос, почему у них все-таки получилось отстоять озеро, женщины отвечают:

— Они не ожидали, что мы пойдем в суд.

— Они не ожидали, что мы эти папки откроем.

Помолчав, Глазунова добавляет: «Мы до конца не успокоились. Живем в ожидании, что кто-нибудь еще захочет наше озеро».

* Имя изменено

Этот текст — часть спецпроекта «Экологическая карта России». Читайте наши материалы об экопроблемах в регионах страны

Читать