«А потом и нас не будет» Почему в России массово гибнут пчелы и как борьба за них создает в регионах гражданское общество

Ранним утром пчелиная пасека похожа на аэродром. Перед тем, как отправиться за нектаром, рабочая пчела разминает крылья. Улей гудит, как взлетающий самолет. Все ждут разведчиков, которые ушли пораньше в поисках самых медоносных полян. После того, как они вернутся и «спляшут» координаты на летной доске, рой дружно поднимется и унесется от родного дома за пять-семь километров.

Но вернутся не все.

Год за годом в большинстве регионов России фиксируют массовую гибель пчел. И это тревожный сигнал не только для владельцев пасек. Ценой своей жизнь пчела сообщает всем нам, что там, в полях, есть что-то страшное. И возможно, оно уже в вашей тарелке.

«Кедр.медиа» рассказывает о нарастающем по всей стране конфликте между пчеловодами и аграриями и о том, как массовому убийству пчел потворствует закон.

Списки погибших

Домохозяйка из Казани Ляля Шакирова уже привыкла к этим тревожным звонкам. Телефон поднимает ее рано утром и не дает уснуть до глубокой ночи. Почти за каждым звонком — слезы и отчаянье пчеловодов, посвятивших пасеке всю свою жизнь.

— Тяжелее всего говорить с пожилыми, — девушка сжимает мобильник до красных пальцев. — Недавно одна бабушка плакала, что сердце у нее слишком слабое и она просто не сможет собрать погибших пчел на анализ, а потом еще и судиться с агрохолдингом. Таким нужна уже не юридическая, а медицинская помощь.

Про войну, которая много лет идет между пчеловодами и фермерами, Ляля Шакирова узнала 22 июня 2021 года. В то утро ее родители, живущие в деревне Шека, в 100 километрах от Казани, потеряли всю свою пасеку. 32 улья погибли сразу после того, как местная агрофирма обработала ядохимикатами окрестные поля.

— Мы вызвали комиссию Россельхознадзора, в обязанности которой входит фиксация массовых отравлений. Но она обвинила нас в том, что пчелы на нашей пасеке больные, поэтому сами мрут, — вспоминает с горькой усмешкой отец девушки Нурулла Закиров. — Стали вынимать магазины из ульев, чтобы взять мед на анализ, а они тяжелые от меда! Их только вдвоем можно было поднять. Больные пчелы столько меда собрать никогда не смогли бы.

Пчеловод ходил к директору агрофирмы в надежде решить дело миром, однако тот его даже не принял. Чтобы не раздувать скандал, агроном предложил несколько мешков фуража в качестве отступных. Для Нуруллы Закирова, который за одно утро потерял тонну меда и результат 20-летней работы, это выглядело как оскорбление.

Ляля Шакирова пыталась судиться, но из-за отсутствия юридического опыта это обернулось для ее семьи убытками в 30 тысяч рублей.

— Никаких мер в отношении агрохолдинга предпринято не было, а на следующий год история повторилась. День в день, 22 июня, у нас снова погибли пчелы, — говорит девушка. — После этого местная газета сравнила агрофирму с фашистами, у которых вошло в привычку нападать на наши земли именно в этот день.

Прошлогодний опыт помог Шакировой правильно распределить затраты и собрать доказательства подмора пчел. Экспертиза обнаружила в погибших насекомых те же пестициды, которыми агрофирма обрабатывала свои поля. Сейчас Ляля вместе с оценщиками подсчитывает причиненный ущерб и готовит иск в суд.

Кроме того, она делится своим опытом с другими пострадавшими: все лето дежурила на горячей линии региональной общественной организации «Пчеловоды Татарстана» — объясняла другим, как вызвать комиссию Россельхознадзора, правильно составить акт и отобрать пробы для анализов.

— Самое главное — найти связь между погибшей пчелой и растениями с обработанного поля, — поясняет Шакирова. — К сожалению, комиссия часто запугивает пчеловодов тем, что анализы будут стоить 30–40 тысяч рублей, а для деревенского человека это страшные цифры. Поэтому многие сдаются уже на этом этапе, позволяя аграриям избегать ответственности за массовые потравы.

По подсчетам общественной организации «Пчеловоды Татарстана», в 2022 году в республике погибло больше пяти тысяч пчелосемей (ульев). Однако из-за неверия в справедливость многие пчеловоды отказываются бороться за свои права, из-за чего до республиканского Минсельхоза реальная цифра погибших пчел просто не доходит, и официальная статистика выглядит не так плохо.

Такая же ситуация — в большинстве регионов России. О том, что на поля бесконтрольно льют яд, люди узнают только после того, как начинают заниматься пчеловодством. Между тем массовая гибель пчел — тревожный звонок не только для владельцев пасек. Эта проблема касается каждого жителя страны. И вот почему.

Сигналы тревоги

Доктор биологических наук Елена Салтыкова изучает пчел почти 40 лет. По ее словам, это самый чувствительный индикатор процессов, происходящих в природе.

— Они первыми реагируют на превышение ядовитых веществ в растениях, которые впоследствии попадают на наш стол, — поясняет ученая. — Для человека эти ядохимикаты представляют такую же смертельную опасность, как и для пчелы.

Разница только в том, что пчелу такая доза убивает сразу, а у людей откладывается в организме, выливаясь затем в онкологические и другие опасные заболевания.

Уфимский исследовательский центр Российской академии наук, где работает Елена Салтыкова, фиксирует всплеск гибели пчел с 2017 года. Ученые связывают его с увеличением посевов рапса — сельскохозяйственной культуры, из масла которой производится биотопливо.

Выращивать рапс гораздо выгоднее, чем пшеницу. Но это растение слишком привлекательно для вредителей. Чтобы сохранить урожай, аграрии вынуждены обрабатывать поле до пяти раз за сезон (для других культур достаточно одной-двух обработок). Причем дозу яда приходится каждый раз увеличивать, потому что насекомые-вредители быстро приспосабливаются к ядохимикатам. На научном языке это называется системой детоксикации. Благодаря ей, каждое новое поколение вредителей способно мутировать и избегать токсических отравлений.

— Пчела такой способности лишена, — объясняет Елена Салтыкова биологические особенности насекомого. — В ходе эволюции она превратилась в общественное насекомое и пожертвовала в своем геноме ферментами, которые помогали ей детоксицировать ядовитые вещества.

Закон против меда

По закону аграрий обязан минимум за трое суток предупредить местных пчеловодов о готовящейся обработке полей ядохимикатами первого и второго класса опасности — чтобы те имели возможность к указанному сроку закрыть ульи или перевезти пчел в безопасное место.

На практике такие оповещения делают через объявление в какой-нибудь районной газете. В продвинутых регионах работает рассылка через интернет-мессенджеры. Однако значительная часть потрав по-прежнему происходит из-за того, что аграрии не предупреждают о своих планах.

— Они пользуются пробелом в федеральном законе, — поясняет председатель Башкортостанского отделения Союза пчеловодов России Алексей Самойлов. — Там сказано, что обязаны предупреждать за три дня до обработки, но не прописано, что это надо делать перед каждой обработкой. В результате некоторые аграрии, например, пишут: [обработка] с 15 мая по 15 августа. По закону они нас как бы предупредили, объявление опубликовали. Но по факту мы не знаем, в какой именно день и каким препаратом будут обрабатывать поле. Это говорит о банальном разгильдяйстве и пренебрежении к пчеловодам.

Штраф за нарушение правил — до пяти тысяч рублей для граждан и должностных лиц (ст. 8.3 КоАП РФ), до ста тысяч рублей — для предприятий, и эти суммы выглядят смешно на фоне многомиллионных оборотов агрохолдингов.

Для пчеловода, который хочет взыскать убытки за погибшие ульи, закон придумал длинный и дорогой маршрут. Сначала пасеку должна осмотреть комиссия из ветеринарного врача, представителя местной администрации и сотрудника полиции. В их присутствии для будущей экспертизы необходимо собрать погибших пчел, а также образцы растений с поля, обработанного ядохимикатами. Отправлять все это в лабораторию и платить за анализы будет сам пчеловод. Он обязан уложиться в двое суток, поскольку яды могут быстро разлагаться.

Предсказать стоимость экспертного исследования невозможно. Это связано с тем, что чаще всего аграрий держит в секрете название препарата, которым обработал поля, поэтому сотрудникам лаборатории приходится проверять пестицид за пестицидом. Цена каждого теста — от двух до семи тысяч рублей.

— В реестре Минсельхоза порядка 400 пестицидов, которые допускаются к применению на территории нашей страны, — раскладывает примерные затраты Иван Вавилов, председатель региональной общественной организации пчеловодов Башкирии. — При этом оснащенность российских лабораторий позволяет определить в лучшем случае сотню из них. Некоторые идут навстречу пчеловодам и предлагают комплексный анализ на 30 наиболее распространенных пестицидов. В таком случае получается порядка 40-50 тысяч рублей. Но если нужный пестицид все-таки не найдут, деньги будут потрачены впустую.

Получив исследование, которое обнаружило одинаковый ядохимикат в погибших пчелах и растениях с поля, пчеловод должен заказать оценку своего ущерба, заплатить юристу за составление иска и оплатить госпошлину. Поскольку у аграриев обычно имеются штатные юристы, суды длятся больше года и проходят через все инстанции. Большинство пчеловодов не готовы к таким затратам и стрессовым нагрузкам.

Как отмечает Иван Вавилов, из-за неукомплектованности лабораторий пчеловод порой просто не может доказать причинно-следственную связь между обработкой поля и гибелью пчелы. Тем самым, по его мнению, нарушается 43 статья Конституции, согласно которой пострадавший имеет право взыскать ущерб с виновного.

По оценке Вавилова, сегодня шансы на победу пчеловода в суде составляют 30–40%. Два года назад они были на уровне 10–15%. Рост идет за счет того, что пчеловоды повышают свою юридическую грамотность, объединяются в группы и обмениваются опытом участия в судах.

Уголовные дела и инсульты

Пчеловоды из деревни Утяшкино, что находится в 200 километрах от Казани, пострадали от потрав в июне 2019 года. Местный фермер не стал оповещать их накануне обработки рапсового поля, из-за чего погибло более 100 ульев. Экспертиза показала, что в трупах пчел и растениях с поля содержится один и тот же пестицид.

Вместо того, чтобы пойти в суд, пострадавшие пчеловоды обратились в полицию и потребовали возбудить уголовное дело по ст. 168 УК РФ (уничтожение имущества по неосторожности).

— Сначала полиция отфутболила нас в Роспотребнадзор, — вспоминает один из пострадавших Алексей Андреев. — Тот доказал вину фермера и оштрафовал его аж на тысячу рублей, которые ушли в доход государства. Ну а мы уже третий год бодаемся с полицией, чтобы ведомство, наконец, встало на защиту наших прав.

Чтобы достучаться до органов правопорядка, пчеловодам пришлось дважды ездить в Москву, в приемную администрации президента. Каждый раз по итогам поездки возбуждалось уголовное дело: сначала по ст. 249 УК РФ (нарушение правил борьбы с вредителями растений), и только в марте 2021 года — по ст. 168 УК РФ, на которой настаивали пострадавшие.

Первое дело закрыли в связи с отсутствием состава преступления. Как выяснилось, в материалы дела подшили заключение эксперта, который не увидел в массовой гибели пчел, ежей, птиц и мышей вреда для экологии Татарстана.

В этом году пчеловодам сообщили, что следствие по второму делу приостановлено: якобы полицейские не смогли установить виновное лицо.

— Они ловким движением объединили наше дело с потравами, которые произошли в 60 километрах от нас, — объясняет Андреев. — Но это совершенно разные районы, время и фермеры. Да и сама пчела летает максимум на семь километров от улья. В материалах уголовного дела теперь все смешалось, и следствие не способно ответить на вопрос, какой именно фермер отравил наших пчел. Хотя виновность была доказана еще три года назад Роспотребнадзором.

Татьяна Минеева из соседнего села Поповка обращалась в полицию в том же 2019 году, когда местный агрохолдинг потравил ее пчел.

— Там никто даже слышать не хотел, что наши права нарушены, — вспоминает она. — Верхом издевательства стал вопрос начальника райотдела полиции. Он поинтересовался, зачем вообще мои пчелы летали на чужое поле.

Тут я уже не выдержала и говорю: «Приезжайте к нам на пасеку, я вас с ними познакомлю, и сами спросите. Может, они вам объяснят, зачем туда летали».

По словам Татьяны Минеевой, в результате потравы пчелы погибли сразу в трех деревнях. Стресс от такой потери спровоцировал у ее мужа второй инфаркт, а сосед, тоже занимавшийся пчелами, умер от инсульта.

Разочаровавшись в законе и полиции, пчеловоды из соседних деревень объединились и поменяли тактику — начали дежурить в полях и бить тревогу всякий раз, когда фермеры подвозили туда пестициды.

Пик противостояния пришелся на летний сезон 2020 года: после того, как пчеловоды пригрозили провести протестную акцию в поле, чтобы сорвать распыление ядохимикатов первого класса опасности, Татьяну Минееву и ее сына вызвали в полицию.

— Вынесли предупреждение, что из-за коронавирусных ограничений акция расценивается как незаконная, — рассказывает женщина. — Но мы все равно вышли вдесятером. Следили за нами пять экипажей полиции, и работники агрохолдинга начали распылять ядохимикаты прямо в их присутствии, несмотря на сильнейший ветер. Остановились они только после того, как в поле приехали журналисты республиканского телевидения и начали снимать все это на видео.

Активная позиция пчеловодов принесла плоды: с тех пор массовая потрава пчел обходит стороной не только «протестные» деревни, но и весь Заинский район.

— Нужно объединяться, потому что один в поле не воин, — убежден пчеловод из Утяшкино Владимир Чернов. — Если мы отпустим их [аграриев] на произвол, у нас сначала пчелы не будет, а потом и нас не будет. Это наукой доказано: через пять лет после исчезновения пчелы народ начнет болеть и погибать. Потому что на пчеле все процессы завязаны.

Если громче жужжать

Самым сложным сезоном для пчеловодов Татарстана стало лето 2019 года, когда от потрав погибли 25 тысяч ульев. Люди связывают это с резким увеличением посевных площадей рапса. А также с тем, что на первых порах фермеры закупали для его обработки самые дешевые и опасные пестициды.

В тот год в региональной общественной организации «Пчеловоды Татарстана» состояло всего 20 человек. Сегодня их больше 300.

— Когда пчеловоды разрозненны и не активны, другая сторона делает что хочет и обрабатывает чем хочет, — говорит председатель организации Шавкат Хайруллин. — Диалог начинается только после того, как народ просыпается и начинает протестовать.

Подсчеты общественной организации показывают, что в 2020 году гибель пчел в республике снизилась до пяти тысяч ульев, а в 2021 году — уже до двух с половиной тысяч.

— Если б мы не боролись, все повторялось бы из года в год, — считает Хайруллин.

Для того чтобы активизировать работу, он вместе с единомышленниками начал ездить по районам Татарстана, создавать первичные ячейки и набирать активных людей, которые стали фиксировать нарушения при обработках полей, составлять жалобы в прокуратуру, Россельхознадзор и другие структуры. Бывает, что пчеловоды отправляют по 100 писем за день. При этом собственного офиса у организации нет.

— В 2022 году мы снова видим всплеск до пяти тысяч погибших ульев, — констатирует Хайруллин. — Связываем это с тем, что посевы рапса увеличились в разы, плюс экстремальная жара способствует распространению насекомых-вредителей. Кроме того, аграрии стали опрыскивать подсолнечник, с которым до этого никогда проблем не было. А теперь идет нашествие какой-то бабочки, она его ест.

Председатель общественной организации считает, что вскрывшаяся проблема с подсолнечником — это результат бесконтрольных обработок в предыдущие годы. Природа, которая раньше сама справлялась с вредителями, больше не способна на это. 

Еще два года назад на работу «Пчеловодов Татарстана» обратил внимание региональный министр сельского хозяйства Марат Зяббаров. С тех пор общественная организация и чиновники решают срочные вопросы в специально созданном чате.

— Если такая группа людей не будет работать, то и район не будет шевелиться, никто не будет, — говорит Ленар Гарипов, заместитель министра сельского хозяйства республики Татарстан. — Они хороший стимул дают всем.

Чаще всего пчеловоды вступают в общественную организацию после того, как столкнулись с массовой потравой и потеряли ульи. Однако в последнее время приходят и те, кому удалось остановить трагедию. Так произошло с пчеловодами из села Ямаши, расположенном в 60 километрах от Альметьевска.

— В конце августа мы узнали, что местный агрохолдинг будет обрабатывать подсолнечник с самолета, — рассказывает пчеловод Владимир Ерашев. — Оповещение они прислали в ночь перед обработкой, хотя по закону обязаны минимум за три дня. В тот же вечер я позвонил по указанному номеру, начал на них ругаться и требовать отложить вылет самолета. А они мне ответили, что распыление уже началось.

Пчеловоды атаковали полицию сообщениями, что авиаобработка ведется всего в километре от населенного пункта и от реки, что является грубым нарушением санитарных правил. Однако полиция, по словам Владимира Ерашева, не приехала.

Утром пчеловоды сами поехали на поле останавливать самолет. К переговорам также подключился Шавкат Хайруллин, приехали журналисты. Увидев такое сопротивление, агрохолдинг отказался от авиаобработки. И самолет улетел на поля соседнего района, где люди не возмущались.

— Я считаю, что надо более биологично относиться к земле, чтобы химия ее не губила. Это не только к земле отношение, это и к людям отношение. Появляется все больше безопасных биологических препаратов, в том числе у российских производителей, которые могут стать альтернативой химическим препаратам. При этом растениеводы считают, что в борьбе с одними вредителями лучше работает биология, а с другими — химия. Запретить использование ядохимикатов Минсельхоз не может. Мы можем только рекомендовать.

Ленар Гарипов, первый заместитель министра сельского хозяйства Татарстана

Долететь до Москвы

Наукой доказано, что за счет опыления пчелы повышают урожайность растений в сто раз. Во многих странах фермеры платят пчеловодам за то, чтобы те ставили ульи рядом с их угодьями. Такая практика приживается и в России, особенно в южных регионах. Для того чтобы эффективно опылять фруктовые сады в условном Краснодарском крае, необходимы тысячи ульев. Однако в условиях юридической незащищенности вкладывать деньги в пасеки крайне рискованно.

Братья Елистратовы из села Ямаши, где пчеловоды смогли остановить самолет, могли потерять почти тысячу ульев. Такая потрава для них равносильна банкротству.

Яков Елистратов держит свои ульи на лесной пасеке, которую 20 лет назад построил его отец.

— Из-за бюрократических проволочек я до сих пор не могу узаконить этот участок под пасеку, потому что капитальные строения в лесу запрещены, — объясняет Яков. — Поэтому я сейчас вынужден стоять на неоформленной пасеке и получать угрожающие письма в духе «уберите своих пчел», «зачистите территорию». Я между двух огней на самом деле. С одной стороны, я боюсь, что их отравят. С другой, нас могут выселить из леса. А поставить такое количество ульев на своем огороде я не смогу.

Лидером по количеству пчелосемей в России является Алтайский край: здесь официально зарегистрировано 180 тысяч ульев. Однако по подсчетам Сергея Тастана, председателя Союза пчеловодов Алтайского края, на самом деле их 400 тысяч.

Безопасностью своих ульев алтайские пчеловоды озаботились еще в 2010 году, когда добились принятия регионального закона о размещении пасек.

— Ребята из Сколково сделали для нас программу «Мобильная пасека», которая избавила пчеловодов от необходимости каждый раз сверять свои координаты с сообщениями об обработке полей, — рассказывает Сергей Тастан. — Сообщения стали приходить на телефоны или электронные ящики конкретных пчеловодов, которые находились в радиусе семи километров от мест планируемой обработки.

Надежная законодательная база привела к росту количества пасек, а фермеры впервые в истории России стали платить пчеловодам за опыление.

Счастье закончилось в декабре 2020 года, когда депутаты Госдумы решили приняли федеральный закон «О пчеловодстве».

— Абсолютно пустой закон, который противоречит огромному количеству санитарных правил и подзаконных актов, — возмущается Сергей Тастан.

— Он, например, позволил распылять ядохимикаты в 300 метрах от населенных пунктов. Для большинства пасек, которые стоят на участках личного подсобного хозяйства, это верная смерть, потому что пчела летает на семь километров.

Тастан также обращает внимание, что в законе нет «пчеловодов-физических лиц», а есть только индивидуальные предприниматели, крестьянско-фермерские хозяйства и юрлица. При этом по статистике Национальной ассоциации пчеловодов, 93,7% ульев в стране принадлежат именно физлицам.

После того, как новый федеральный закон обнулил региональные, в Алтайском крае начался рост потрав. Самый вопиющий случай произошел летом этого года: из-за пятикратного превышения ядохимикатов при обработке полей возле села Новоколманка погибли не только пчелы — из-за отравления в реанимацию увезли местную жительницу.

Сегодня к регалиям Сергея Тастана добавилась еще одна — помощник депутата Госдумы. Пчеловоды с Алтая, как и другие пчеловоды России, настаивают на полном запрете ядохимикатов первого и второго классов опасности, как это давно сделали в странах Европы. Вместо них предлагается использовать биопрепараты, безопасные для людей и пчел, но беспощадные к вредителям.

— Надо сделать буферную зону хотя бы в семь километров от населенных пунктов и разрешить к применению только биопрепараты, — рассказывает о своих идеях Тастан. — Мы также хотим добиться создания электронной программы своевременного оповещения пчеловодов об обработках и введения страховок для пасек. Надо сделать нормативную базу, в основе которой будет лежать биология пчелы, а не талмуд старых законов и правил. Пчела не умеет читать, где можно летать и где нельзя. Ты леток открыл, и она полетела туда, где больше всего медоносных растений.

Пчеловоды считают, что работающий закон нужен не только их пасекам. На самом деле он нужен всем нам.