Наша планета разогревается, как кастрюля на плите, и Россия особенно — за последние 60 лет среднегодовая температура в Москве выросла на 2,4°C, в Мурманской области — на 1,8°C. Потепление ведет к катаклизмам, аномальная жара убивает десятки тысяч человек.
Основная причина происходящего — большие выбросы парниковых газов в результате деятельности человека. Самые значимые из них связаны с обеспечением базовых нужд — в тепле, передвижении и питании. Все это можно обеспечивать более экологичным путем: например, если отказаться от сжигания угля, нефти и природного газа в пользу возобновляемых источников энергии, можно сократить до 25% выбросов и существенно затормозить потепление. Но многие экономики мира ведут себя расточительно и просто не пытаются перестроиться на возобновляемую энергетику. Например, доля «зеленых источников» энергии (солнца и ветра) в энергетическом балансе России — меньше 1%.
О том, какой должна быть бережная энергетика и как не привести планету к состоянию кипения, ведущая Лина Туомас беседует с Михаилом Юлкиным — экспертом Международного центра устойчивого энергетического развития под эгидой ЮНЕСКО и основателем компании «КарбонЛаб».
- «Углеродный след надо не просто снижать. Надо в принципе перестать выбрасывать в атмосферу парниковые газы или хотя бы сделать так, чтобы выбросы от человеческой деятельности компенсировались или нивелировались поглощением CO₂. Например, за счет сохранения и увеличения лесных экосистем».
- «Часть добра, которое мы производим в части продуктов питания, погибает. То есть это отходы. Это то, что мы произвели, но так и не потребили. И это очень расточительно и с точки зрения использования ресурсов, и с точки зрения воздействия на климат».
- «У нас получается, что ресурс какой-то добыл из земли или достал из леса, произвел из него что-то, продал или не продал, потребил или не потребил и потом его сжег. То есть он назад не возвращается в качестве ресурса. Вот все такие цепочки надо заворачивать назад. <…> Экономика заведомо должна быть построена так, чтобы в ней не было невозвращаемых ресурсов».
- «К сожалению, у нас времени мало, очень мало. Мы слишком много и слишком много дебатируем, слишком долго ищем какой-то консенсус».
Слушайте на всех доступных платформах
Читать выпуск
Лина Туомас: Привет. Это Лина Туомас, и вы слушаете подкаст «Пакет не нужен». В последнем выпуске первого сезона я хочу поговорить с вами о важнейшей теме. Актуальна она, потому что мы уже сталкиваемся с вызовами, связанными с изменением климата, и начинаем задумываться, как сокращать выбросы парниковых газов. Сегодня вы узнаете все про углеродный след: что это такое, как измеряется, какие действия можно предпринять для его снижения. После прослушивания вы будете знать, почему важно сокращать углеродный след для компаний и общества в целом. Что еще немаловажно, сокращение углеродного следа может также сэкономить ваши деньги. Многие компании, даже домашние хозяйства, уже начали снижать свой углеродный след, что приводит к сокращению затрат на энергию, топливо и другие ресурсы. Разобраться в теме я пригласила эксперта и генерального директора «КарбонЛаб» Михаила Юлкина. Привет, Михаил.
Михаил Юлкин: Здравствуйте, Лина.
Лина Туомас: Михаил, давайте познакомимся. Представьтесь, пожалуйста. Чем вы занимаетесь?
Михаил Юлкин: Последние 25 лет я занимаюсь более-менее одной и той же темой — глобальным изменением климата. Причем занимаюсь я этим не столько как климатолог, сколько как бизнес-консультант. Наша главная задача как бизнес-консультантов — это помочь компаниям и их менеджерам сориентироваться в современной климатической повестке, научиться правильно считать выбросы парниковых газов, оценивать климатические риски, разрабатывать адекватные планы поведения в условиях меняющегося климата. Моя должность в последнее время — генеральный директор компании «КарбонЛаб». Кроме того, у меня еще есть масса так называемых общественных нагрузок, среди которых, наверное, самая почетная — член Межведомственной рабочей группы при Администрации Президента по вопросам, связанным с изменением климата и обеспечением устойчивого развития. Еще одна, которой я горжусь, — это эксперт Международного центра устойчивого энергетического развития под эгидой ЮНЕСКО.
Лина Туомас: 3:19 Как вы понимаете углеродный след?
Михаил Юлкин: Под углеродным следом понимают выбросы в атмосферу парниковых газов, которые так или иначе связаны с осуществляемой хозяйственной, иногда говорят «и иной», но в основном все-таки хозяйственной, деятельностью. Под «иной» подразумевают, деятельность, связанную с инвестициями, кредитованием, сдачей в аренду, проведением мероприятий. Все, что связано с какой-то вашей деятельностью, — это и называется углеродный след. Причем здесь важны все слова, прямо или косвенно. В этом есть некоторая сложность. Вам надо не просто посчитать выбросы, которые вы сами производите, но не как человек — это очень важно. Ваша жизнедеятельность никакого не интересует.
4:04 Интересует только ваша деятельность, помимо жизнедеятельности. Вот тогда бывают выбросы, которые связаны непосредственно с тем, что вы делаете. Например, если вы хозяйственная промышленная компания, и у вас есть какая-нибудь котельная или теплоэлектростанция, и вы там сжигаете топливо, то выбросы, которые образуются при сжигании топлива, — это ваши прямые выбросы. Но если мы вспомним, что, кроме этого, топливо кто-то должен был добыть и доставить до вас, то выбросы, связанные с добычей и доставкой, — это тоже косвенно ваш углеродный след.
Лина Туомас: Почему важно снижать углеродный след?
Михаил Юлкин: В идеале важно его не снижать, важно превратить его в ноль. Важно сделать так, чтобы не наследить вообще. Это связано с нынешним этапом глобального изменения климата, которое носит откровенно антропогенный характер. Что мы, в принципе, знаем про климат? Про климат мы знаем, с одной стороны, что это устойчивые типы погоды и что это некоторое осреднение за длительный интервал времени. В этом смысле можно считать, что климат есть величина более-менее постоянная.
Но с другой стороны, мы знаем, что климат все время меняется. Не было такой исторической эпохи в жизни планеты Земля, когда климат бы не менялся. Есть масса факторов, которые определяют цикличность изменения климата на Земле. Но в последние 150 лет к естественным циклам, которые вызваны вполне себе естественными факторами, добавился еще один — деятельность человека, которая как раз связана с промышленной революцией. Теперь мы в таких количествах используем производные ресурсы, настолько вооружены техникой и оборудованием и способны перерабатывать такое дикое количество природных ресурсов, что уже сами начали формировать окружающую среду, в том числе и климат на планете Земля.
Особенно активно это стало происходить после Второй мировой войны, где-то в 60-70-е годы. Собственно говоря, с этого времени можно отслеживать озабоченность, которая возникла в научном сообществе, потом в разных других срезах общества о том, что мы позволяем себе что-то непозволительное. Что мы на сегодняшний день знаем? Мы знаем, что деятельность человека привела к глобальному потеплению примерно на 1,1 °C за последние 150 лет и что тренд на увеличение температуры продолжается.
6:43 Более того, если мы бы смотрели на климат в естественном плане, то нынешняя естественная тенденция была бы к похолоданию. Ну, знаем мы о том, что на планете Земля меняются эпохи оледенения и межледниковые периоды. Так вот, очередной межледниковый период по-хорошему должен был бы заканчиваться. Мы должны были бы медленно, но уверенно идти в сторону очередного оледенения, очередного ледникового периода. Тут вот вдруг все нарушилось, и, вместо того чтобы потихонечку, медленным черепашьим шагом идти в сторону очередного похолодания, мы довольно быстро идем в сторону глобального потепления. Повышение на 1 °C за последние 150 лет — это стремительно. Земля в своем естественном состоянии не знает таких темпов изменения климата, которые мы создаем своей деятельностью.
Поэтому, чтобы избежать худших последствий глобального изменения климата, нам надо притормозить. Если мы знаем, что меняющийся климат — это результат того, что мы выбрасываем в атмосферу парниковые газы и они там накапливаются, то по-хорошему нам надо сделать так, чтобы это накопление прекратилось. Поэтому углеродный след надо не просто снижать. Надо действительно перестать следить, грубо говоря, перестать вообще выбрасывать в атмосферу парниковые газы. Ну или хотя бы сделать так, чтобы выбросы парниковых газов от человеческой деятельности компенсировались или нивелировались, нейтрализовывались поглощением СО2 из атмосферы. Например, за счет сохранения и увеличения экосистем, например, лесных.
Лина Туомас: Как работает парниковый эффект?
Михаил Юлкин: Земля нагревается солнечными лучами. Существует естественный баланс: столько энергии пришло на Землю, столько по идее должно с поверхности Земли и уйти, иначе ее разорвет. Правильно? Поэтому есть соответствующие формулы, которые увязывают количество поступающей энергии и конечной энергии, которая уходит назад. Вот достигается определенный баланс при определенной температуре. Если бы не было никакого парникового эффекта, если бы в атмосфере Земли не было бы парниковых газов, то средняя температура на планете была бы отрицательной. Мы бы жили примерно при температуре -20 °C. А мы все-таки живем при температуре примерно 13 °C в плюсе. Этот эффект эти последние 33 градуса, грубо говоря, и обеспечивает.
Но если мы начинаем усиленно повышать концентрацию в атмосфере парниковых газов, то температура начинает стремительно расти. Получается такое разогревание кастрюли на плите: при каких-то температурах процессы начинают бурлить, тепло накапливается и это уже не просто вода в кастрюле, это уже кипяток. Чтобы нам избежать кипятка, нам нужно по возможности притормозить, а в идеале прекратить увеличивать концентрацию СО2 в атмосфере. Что касается древесины, древесина, лес и вообще любые биосистемы действительно устроены циклическим образом, и они как раз откачивают СО2. Во-первых, мы точно знаем, что никакой лес не растет до 100 метров и никакой лес не может расти повсеместно. Поэтому потенциал извлечения углерода из его сбережений, например, в виде древесины, на корню ограничен.
Но рациональное природопользование может решать эту проблему. Если вы занимаетесь интенсивным лесопользованием, не просто следите за тем, как лес растет, а потом умирает. Если вы более или менее разумно, но активно вмешиваетесь и перестоенные деревья, вывозите из леса, на их месте даете возможность появиться новому ростку, высаживаете саженцы и они начинают расти, древесину не сжигаете, а используете разумным образом, например, в виде строительного материала, то по идее вы можете увеличить накопление углерода за счет разумного, рационального, интенсивного, устойчивого лесопользования.
Лина Туомас: 10:55 Давайте поясним, какие виды деятельности сопровождаются наибольшими выбросами парниковых газов?
Михаил Юлкин: Я, наверное, не скажу ничего необычного. Главный вклад, который мы как человечество вносим, — это сжигание ископаемого топлива. Топливо мы сжигаем в самых разнообразных целях. Во-первых, для выработки тепла и электрической энергии. Все-таки до сих пор подавляющая доля энергии, которую мы используем для освещения и отопления, для работы промышленных объектов, — это станции, работающие на ископаемом топливе. Это прежде всего угли. На угли работают такие большие экономики мира как, например, китайская, в значительной степени все еще немецкая и американская.
На втором месте, если мы говорим про выработку электрической, тепловой энергии, стоит природный газ. Слава тебе господи, мы давно уже перестали сжигать азот, в том числе и в России. Хотя кое-где мы все еще так делаем, но это несущественно. Так, главным образом это уголь и природный газ, которые мы сжигаем. Это для выработки электрической тепловой энергии. Это первое.
Второе. Мы еще любим ездить. Мы используем транспортные средства. Это прежде всего автомобили, авиационные перевозки и морские перевозки. Там мы тоже сжигаем ископаемое топливо, на сей раз на базе нефти. Все эти нефтепродукты: бензины, авиационные керосины, дизельное топливо типа флотского мазута и т. д. — все это мы благополучно в бешенных количествах сжигаем для того, чтобы вырабатывать кинетическую энергию, вращающую колеса и винты. Все то, что обеспечивает нам перемещение в пространстве. Энергия тепловая и электрическая плюс энергия для перемещения — вот три основных вида деятельности, которые дают основной вклад.
Есть еще один чрезвычайно важный момент — это питание. 13:10 Все мы как живые организмы должны что-то есть. При этом у нас есть сельское хозяйство, производство продовольствия, система распределения общественного питания и т. д. На этот источник тоже приходится примерно 25–27%, в среднем можно считать 26%, антропогенных выбросов парниковых газов. В основном это сельское хозяйство и животноводство. Главным газом, который мы выбрасываем при выращивании скота, является метан, в 30 раз более сильный парниковый газ, чем углекислый газ. Кроме этого, там мы тоже используем энергию. Мы добавляем удобрения. С внесением удобрений связаны выбросы закиси азота. Закись азота примерно в 250–300 раз более сильный парниковый газ, чем углекислый газ.
14:09 В совокупности все это дает нам примерно 26% выбросов парниковых газов в атмосферу. Самое противное, что часть этого добра, которое мы производим в качестве продуктов питания, погибает. То есть это отходы. Отходы производства и потребления продуктов питания в совокупности дают примерно 6% выбросов в атмосферу парниковых газов. Это то, что мы произвели, но так и не потребили. Я считаю, это очень расточительно и с точки зрения использования ресурсов, и с точки зрения воздействия на климат. Мы производим миллиарды тонн, которые на самом деле ни с чем полезным даже и не связаны.
Еще одна интересная вещь — это сведение лесов. Лес может выступать, с одной стороны, как поглотитель углекислого газа, но с другой стороны, как источник. Если мы сводим леса, для того чтобы на их месте создавать пастбища и выращивать корма для рогатого и не рогатого скота, то мы фактически тоже производим выбросы парниковых газов. Если мы посмотрим в глобальном плане, лес, который мы используем, является не поглотителем, а дополнительным источником выбросов. На него приходится примерно 5 млрд тонн в год выбросов, а не поглощений, если брать в целом по планете Земля от человеческой деятельности. Вот примерно вам ответ на вопрос, какой вклад носит.
Лина Туомас: 15:37 Какие методы существуют для снижения углеродного следа?
Михаил Юлкин: Обычно, когда я отвечаю на этот вопрос, я показываю студентам и слушателям формулу. Но поскольку у нас с вами идет только аудиозапись, а видео нет, придется попробовать представить это умозрительно. Значит, мы говорим о том, что климат меняется под воздействием деятельности человека, это антропогенные выбросы. Если мы говорим про человека, то человечество удобно представить, например, как общее количество людей на планете Земля. Итого первый фактор, о котором мы говорим, — это количество людей, живущих на Земле.
Боюсь, что с этим фактором мы ничего поделать не можем. Человечество численно увеличивается и будет увеличиваться. Все призывы к контролю над рождаемостью — это в лучшем случае контроль над темпами роста, но не над общим трендом. Общий тренд — нас становится чем дальше, тем больше. Это первый фактор. Боюсь, что с этим фактором мы ничего существенного сделать не можем, оставаясь на позициях гуманизма. Более того, я бы сказал, что для любого биологического вида такое поведение вполне естественно. Мы занимаем, как любой биологический вид, весь доступный нам ареал обитания, и ничего с этим не поделаешь.
Второй важный фактор — это количество потребляемых нами благ, которые мы естественно производим. Грубо говоря, это некий аналог ВВП на душу населения. Под благами можно понимать продукты питания, ширпотреб, одежду, обувь и также то, что необходимо для того, чтобы это произвести: машины, оборудование, энергия. Вот блага, которые мы потребляем. Что можно с этим поделать? Наша цивилизация — это все-таки цивилизация потребления. Можно посмотреть массу существующих графиков о том, как растет потребление на душу населения. Оно растет и, по-видимому, будет расти и дальше. Особенно если мы смотрим на то, что уровень богатства сильно дифференцирован и где-то все еще есть бедность. Одна из целей устойчивого развития — это борьба с бедностью. Поэтому мы можем считать вполне доказанным фактом, что потребление растет и будет расти дальше, в среднем на душу населения тоже будет расти.
18:07 Есть призывы к рационализации, к разумному потреблению. Но эти призывы адресованы относительно небольшой группе лиц, примерно где-то на уровне доходов чуть выше среднего. Потому что опережающие группы в современной традиции, это не очень такое нарочито демонстративное, избыточное потребление. Если мы вспомним черные водолазки Стива Джобса, который был миллиардером, то в общем мы, наверное, поймем, что не эти группы перепотребляют. Есть другие группы, для которых характерно такое вот немножечко демонстративное потребление с приставкой «пере». Но в среднем человечество не перепотребляет, а на самом деле, учитывая состояние южной части нашей цивилизации, недопотребляет. Поэтому мы можем быть уверены в том, что потребление в среднем на душу населения будет расти. С этим мы тоже ничего поделать не можем.
Третий важный фактор — это сколько нам требуется энергии для производства благ и потребления. Теперь мы знаем, что не только производство благ требует энергию, но и потребление. Вот мы с вами сейчас потребляем средства коммуникации, и фактически и ваше, и мое, оба подключены к электрической сети. Мы потребляем энергию, просто общаясь. Также мы потребляем энергию, когда куда-то едем, смотрим телевизор, whatever. Не только производство, но и потребление благ связано с энергией, которую нужно где-то выработать. Поэтому удельный расход энергии на единицу блага — это очень важный показатель.
Здесь в принципе много чего можно сделать. Когда мы говорим про энергосбережение, то мы прежде всего говорим о том, чтобы на выработку и потребление единицы блага требовалось и расходовалось меньше энергии. Тут потенциал по большому счету огромный. Единственное, что мы знаем наверняка, что не может быть ноль. Потому что если вам надо из ресурса сделать продукт, то вам обязательно потребуется расходовать энергию. 20:06 Энергия — это тот универсальный ресурс, который нам нужен для того, чтобы из чего-то одного сделать что-то другое. Но мы, конечно, можем стараться оптимизировать это, и, наверное, в интересах всего человечества расходовать меньше энергии на единицу блага.
Единственное, что приходит на ум в этой связи, что это палка о двух концах. Если вы экономите энергию, то вы не столько норовите использовать меньше энергии, сколько норовите больше использовать благ, учитывая, что вам нужно увеличивать потребление, о чем мы говорили выше. Получается, что энергосбережение не дает напрямую эффекта в виде снижения количества вырабатываемой энергии. Скорее дает эффект в виде увеличения количества производимых и потребляемых благ. Поэтому этот параметр тоже не дает нам возможность уменьшать воздействие на климат и количество используемых ресурсов.
21:03 Четвертый важный параграф — это удельные выбросы парниковых газов на единицу выработанной энергии. Здесь у нас с вами на самом деле огромные возможности. Во-первых, можно использовать другие источники энергии. Никто же не сказал, что именно уголь и газ — наше все. Сегодня мы прекрасно умеем использовать и гидроресурсы, и атомные ресурсы. Их использование не сопровождается сжиганием никакого топлива, и мы можем покрыть значительную часть потребностей этими ресурсами.
Другое дело, что этого недостаточно. Поэтому в последнее время активно развивается, например, солнечная энергетика, ветровая энергетика. В перспективе, наверное, может быть энергия волн, энергия приливов и отливов. У нас есть масса источников энергии, которые можно брать с поверхности Земли, необязательно ковыряя ее, так сказать, чрево. Для того чтобы иметь источник энергии, необязательно бурить скважины на газ или лезть в шахты, вскрывать карьеры и угольные разрезы. Все это делать необязательно. Солнце и ветер махуются на поверхности, мы можем их использовать.
В последнее время мы как раз этот тренд главным образом и видим. Будущее энергетики как раз связано с замещением ископаемого топлива возобновляемыми источниками энергии. Единственная проблема заключается в том, что ветер не всегда дует, а солнце не всегда светит. Нужно иметь достаточно большую, достаточно разветвленную энергетическую сеть, которая могла бы компенсировать недостаток энергетических источников в одном регионе за счет его избытка в другом. 22:48 Например, такую роль может выполнять водород, который можно перемещать, накапливать и использовать в качестве источника энергии.
Второе, очень важное — это создание наднациональных, если угодно, глобальных электрических сетей. По большому счету главной доминантой, по крайней мере, в Европе и не только в Европе является создание межнациональных, наднациональных электрических сетей, которые обеспечивают энергией огромные территории. 23:21 Это принцип большого банка: чем больше банк, тем он более устойчивый. Здесь то же самое. Тем больше энергетическая система, тем она более устойчивая. Единственная проблема при этом — режим доверия между всеми участвующими сторонами и режим контроля. Anyway. С энергетикой понятно.
Но есть еще источники, о которых я говорил, и это не энергетические источники. Это источники, связанные с сельским хозяйством или тяжелой промышленностью. Производство цемента сопровождается выбросами углекислого газа не потому, что там что-то сжигается, а потому что там карбонаты разлагаются. Или производство чугуна. Там вы используете кокс и никуда вы не денетесь от того, чтобы не использовать углеродосодержащие ресурсы, которые в процессе производства окисляются и превращаются в углекислый газ.
Выход из положения для промышленности и попытка отказаться от целого ряда технологических переделов — не производить чугун вообще. Технологии, которые позволяют это делать, называются «Прямое выставление железа». Тогда вы можете использовать другой энергоисточник, необязательно углеродосодержащий, например, тот же водород. Такие проекты уже есть. 24:44 А вот с сельским хозяйством, к сожалению, вы ничего поделать не можете. Искусственного бычка, который не является источником выброса метана, нам никто пока не предлагает.
Есть так называемые неустранимые выбросы, которые связаны с человеческой деятельностью. Для этих неустранимых выбросов нужно предусматривать возможность компенсации или нейтрализации через устойчивое лесопользование, реконструкцию и восстановление и т. д. За счет каких-то природных проектов, которые позволяют дополнительно изымать углерод из атмосферы.
Можно в принципе делать это и индустриальным способом. Есть такие проекты, которые просто откачивают СО2 из атмосферы. Другое дело, что это очень дорого и не очень эффективно. Но в перспективе нам все равно от этого никуда не деться. Поэтому сегодня они финансируются за счет разных источников, прежде всего, конечно, государственных. Такие вот пилотные проекты по откачиванию СО2 и превращению его, например, в известняк с захоронением в геологических пластах или пустотах, в тех же бывших нефтяных или газовых скважинах. Примерно так выглядит картинка, как нам уйти от выбросов в атмосферу парниковых газов.
26:04 Другое дело, что вы не можете все это сделать по щелчку пальцев. Вам нужно время. Вам нужно время для того, чтобы построить новые энергетические объекты. Впрочем, солнечные и ветровые станции строятся очень быстро, гораздо быстрее, чем атомные. Поэтому этот процесс сегодня активнейшим образом идет. По данным прошлого года, если мы возьмем за 100% прирост энергетических мощностей в целом по миру, он на 83% был обеспечен за счет именно зеленых, возобновляемых источников энергии. Но 17% прироста все равно дала ископаемая энергетика. Значит, пока она тоже растет.
Нам с вами надо сделать так, чтобы ископаемая энергетика не росла, а сокращалась. Вот, к сожалению, этого пока в целом по миру не происходит. Но в отдельных странах происходит, прежде всего, конечно, в европейских. Там закрываются угольные и газовые станции и их место занимают объекты, работающие на энергии солнца и ветра. Не так быстро, как хотелось бы, но этот процесс все-таки уже идет.
Лина Туомас: А как вы оцениваете в целом переход России на зеленые источники энергии
Михаил Юлкин: Ну, вы знаете, были разговоры о том, что благодаря усилиям последних нескольких лет, буквально последних 5–7 лет, в России создали кластеры возобновляемой энергетики. Честно говоря, это не более чем фигура речи и это попытка, мне кажется, выдать желаемое за действительное. Доля возобновляемой энергетики в российском энергетическом балансе меньше 1%. Меньше современных, я имею в виду, солнца и ветра. У нас, конечно, примерно 15%, по другим оценкам, до 18% — это гидроэнергетика. Еще примерно столько же — атомная энергетика. Вот эти традиционные источники, которые являются низкоуглеродными, но не являются вполне зелеными.
А зеленые источники: солнце, ветер — к сожалению, у нас занимают крайне малую долю. По этому показателю мы проигрываем очень большому количеству стран, наверное, большинству. Прежде всего, конечно, мы проигрываем по этому показателю Китаю. 28:21 Если мы, например, будем сравнивать количество построенных энергетических объектов возобновляемых источников в Китае, то в совокупности это уже, наверное, раза в два больше, чем вся российская энергетика. Понимаете? Они столько построили солнечных и ветровых станций, сколько мы имеем всех станций вместе взятых. Наша доля солнца и ветра крайне незначительна, к сожалению.
Еще печально — у нас очень низкая доля биоэнергетики, хотя довольно развито сельское хозяйство. Почему-то у нас считается, что отходы сельского хозяйства — это не топливо. Хотя, конечно, это источник энергии. В Европе да и не только в Европе в производстве продуктов питания, в хозяйствах почти всегда есть какой-нибудь дайджестер, биологический котел, где происходит разложение удобрений с выработкой энергии хотя бы даже на собственные нужды.
29:18 У нас ничего такого нет. У нас в лучшем случае три биостанции на всю страну в Белгородской области, и это, конечно, никуда не годится. К сожалению, это плод не только нерадивости, но и некоторых принятых стратегических решений. Во всех стратегических документах России: и в Стратегии энергетической безопасности, и в Стратегии экономической безопасности написано, что мы делаем ставку на ископаемые источники энергии и в этом наше преимущество. Увы, сегодня это не преимущество, а беда.
Лина Туомас: Какие шаги правительство и корпорации могут предпринять для сокращения своего углеродного следа? Вы частично упоминали это, но, может быть, есть что еще добавить.
Михаил Юлкин: Вы правильно делает акцент в данном случае, потому что мы с вами говорили о том, какие есть вообще возможности у человечества. Когда мы переходим к корпорациям, это чуть-чуть другой взгляд на самом деле. В принципе, конечно, основным источником выбросов является именно деятельность корпораций. 30:20 Это абсолютно правильная постановка вопроса. 20 крупнейших в мире компаний ответственны примерно за 80% выбросов прямо или косвенно. Вот в этом как раз и заключается самая большая проблема — прямо или косвенно.
Если мы с вами понимаем, что основной вклад вносит сжигание топлива, то, наверное, те компании, которые производят топливо, могли бы и должны были бы делать больше. Сегодня от них ждут того, что они будут делать больше. Потому что, если вы все время производите уголь, нефть и газ и у вас все деньги уходят на производство угля, нефти и газа, у вас не остается возможности использовать другие источники энергии. Вы как бы навязываете эту парадигму потребителю по большому счету.
31:13 А если вы перестаете инвестировать, например, в разведку новых нефтяных и газовых месторождений, если вы начинаете, наоборот, активно инвестировать в зеленые источники энергии, вы создаете новый, дополнительный источник энергообеспечения. Поэтому принципиально важно, как себя ведут нефтегазовые и угольные компании: считают ли они возможным продолжать инвестировать в новые источники ископаемого топлива или считают необходимым перекладывать деньги из ископаемой энергетики в неископаемую энергетику.
Надо также помнить о том, что они же являются главными бенефициарами современной экономической системы, которая основана на ископаемом топливе. У них больше всего денег в совокупности. Поэтому от того, как они себя ведут, зависит очень многое. Они на самом деле могут думать о том, что у них есть прямые выбросы непосредственно на их объектах. Например, они могут заниматься утилизацией попутного нефтяного газа, снижать энергопотребление на своих добывающих, перерабатывающих мощностях, но при этом они все равно производят ископаемое топливо.
32:26 Уж если сравнивать, сколько выбросов приходится на производство топлива и его потребление, то там просто несопоставимо, в разы больше. В пять, в семь раз больше выбросов возникает от потребления ископаемого топлива, чем от производства. Поэтому акцент на выбросах, которые связаны с производством, — это попытка отвлечь внимание. Сегодня многие компании находятся под огнем критики, что они делают ставку на свои собственные источники, как бы не замечая, что при этом производят основной источник выбросов.
33:03 Главная задача, конечно, сегодня — помочь им переориентироваться и заставить их все-таки инвестировать в зеленые виды топлива и энергии, в зеленые проекты. Это происходит. Я не могу сказать, что этого совсем никто не делает. Нет, делают. И компания Shell, и компания BP. Они даже иногда названия меняют для того, чтобы уйти от ассоциации с ископаемым топливом. Например, British Petroleum сегодня уже называется не British Petroleum, а Beyond Petroleum. Бывшая норвежская компания Statoil сегодня называется Equinor. Компания DONG (Danish Oil and Natural Gas) сегодня называется Ørsted. То есть они уходят от ассоциативной связи своего профиля, своего бизнеса с ископаемым топливом. Но этого, к сожалению, мало. Мало просто поменять название. Надо реально поменять профиль деятельности, а с этим пока не очень.
Безусловно, можно отметить какие-то положительные тренды. Доля инвестиций, которые нефтегазовые компании направляют на зеленые источники энергии, все-таки растет. Когда-то она была 1,5%, сегодня она порядка 8%, но 90% все равно идет на традиционные источники. Надо поменять это направление. А если мы, наоборот, посмотрим на их коммуникации, о чем они говорят больше всего, рассказывая о себе? Примерно 80% коммуникаций связаны с тем, что они зеленые, ответственные компании, они озеленяют свой бизнес.
Но если мы говорим не в терминах коммуникации, количестве произнесенных слов, а о количестве вложенных денег, то здесь пропорции обратные. В большей степени деньги идут на традиционные источники, в гораздо меньшей степени они идут на зеленые. Есть такая замечательная англоязычная поговорка «Put your money whereyour mouth is». 35:20 Вот как раз заставить их вкладывать деньги в те же самые зеленые проекты, о которых они так много говорят, в этом на самом деле заключается задача сегодняшнего дня.
Что касается других компаний, не тех, которые производят топливо, а тех, которые производят продукты питания, или строительные материалы, или конструкционные материалы типа алюминия, стали, тут другая, конечно, задача. Потому что с потреблением этих товаров особенно никаких выбросов не связано. Здесь остальные выбросы на стороне именно производства. Конечно, главная задача — это поиск новых технологий и новых материалов. Да, алюминий удобный и легкий материал, но никто не сказал, что это панацея от всего.
Можно попытаться найти другой легкий материал, который мог бы быть таким же прочным и удобным в обращении, как алюминий. 36:16 Например, тот же углерод. Карбоновые корпуса сегодня — это вполне себе разумная вещь. Другое дело, что они пока дорого стоят. Но если вы посчитаете, сколько выбросов в среднем связано с производством 1 тонны алюминия, по некоторым оценкам, до 20 тонн СО2 эквивалента на 1 тонну алюминия. Даже низкоуглеродный алюминий, который производит компания «РУСАЛ», — это тоже 4 тонны на 1 тонну.
Если бы за это нужно было платить и компенсировать те ущербы, которые связаны с выбросами, то алюминий стоил бы бешенных денег. Тот факт, что за это они пока не платят, дает им возможность продолжать производить те материалы и не позволяет сделать производство углерода конкурентоспособным. Если бы можно было сделать производство углерода конкурентоспособным на этом фоне, то, возможно, человечество пошло бы по другому пути.
37:07 То же самое касается стали. Да, сталь важна. Но никто не сказал, что сталь нужно непременно делать из чугуна. Я говорил про технологию прямого восстановления железа. Даже в России это сегодня уже есть. Например, компания «Металлоинвест» активно развивает это направление. Другое дело, что традиционные мощности все-таки предполагают, что вы берете руду, из руды делаете сначала чугун, а потом из чугуна делаете сталь. Но можно миновать стадию чугуна. Это сэкономит дикое количество ресурсов и уменьшит выбросы в разы, что сегодня на самом деле кое-где и делается.
В частности, замечательный проект в Швеции в районе города Лулео. Там реализован проект производства такой безуглеродной стали в том смысле, что в качестве восстановителей и источника энергии используется водород, а не уголь и углеродсодержащие материалы. Вот такие прорывные вещи, которые тоже уже происходят. 38:02 С сельским хозяйством, как я сказал, компании ничего сделать не могут, кроме снижения потерь. Снижение потерь при сборе и хранении урожая, при транспортировке сырья, то есть хозяйственного сырья до переработки, при переработке, дальше в магазинах и общепите. Везде есть довольно значительные резервы для сбережения продуктов питания. Я не говорю, что мы будем производить продукты питания меньше, но хотя бы мы будем меньше терять.
Лина Туомас: Есть уже довольно большое количество всяких шеринговых платформ, где ты можешь забрать в определенное время еду, которая не была куплена и у которой срок годности подходит к концу.
Михаил Юлкин: Еду, которая не была куплена; одежда, чтобы ее не выбрасывать, она может многократно использоваться; тоже есть всякие шеринговые платформы. Модные дома могут не сжигать нераспроданную коллекцию, а использовать ее повторно, делая что-то другое. 39:02 Возможности для создания циркулярной экономики и экономики замкнутого цикла огромные.
К сожалению, мы до сих пор очень расточительны. У нас получается: вот ресурс какой-то добыл из земли или достал из леса, произвел из него что-то, продал или не продал, потребил или не потребил, потом его сжег. То есть он назад не возвращается в качестве ресурса, а таким прямоходом попадает в утиль и потом каким-то образом сжигается, зарывается в землю, что-то такое.
Все такие цепочки, конечно, надо заворачивать назад. Но это не так просто, потому что далеко не все можно легко вернуть назад. По большому счету вам нужно и производство товаров организовывать в расчете на то, что вы потом будете использованное обратно в качестве ресурса возвращать. На самом деле это начинается с проектирования. Для того чтобы сделать экономику замкнутого цикла, вам не в сегодняшней экономике нужно заворачивать конец к началу, вам нужно еще перепроектировать. 40:13 Она должна заведомо быть построена так, чтобы в ней не было невозвращаемых ресурсов. Это тоже потребует какого-то времени.
К сожалению, у нас его мало, очень мало. Мы слишком много и слишком долго дебатируем, слишком долго ищем какой-то консенсус. Ну, по крайней мере, лет 30, наверное, можно считать, что мы благополучно потеряли. Если считать с начала 70-х годов, когда впервые тема воздействия человека на климат была в полный голос озвучена и стала международной темой, стала темой пристального внимания мирового сообщества, а не только научных исследователей, то потеряли 50 лет. Это никуда не годится, конечно. Это слишком безответственно.
Ну, смотрите, в 1972 году появились первые исследования о том, что человек влияет на климат, что температура в XXI веке будет расти под воздействием человеческой деятельности. 41:12 20 лет прошло с этого момента, только в 1992 году подписали первые соглашения по климату, Рамочную конвенцию. Потом еще сколько-то времени прошло, подписали Киотский протокол, который заработал только с 2008 года. С 2008 по 2020 год была первая попытка что-то совместное делать, но при этом не было развивающихся стран, обязательства были у развитых стран. Только с 2021 года заработало Парижское соглашение, где все страны должны вместе сократить и выйти в ноль по выбросу парниковых газов. Ну, сколько времени мы потратили на это.
Если мы посмотрим на графики выбросов, да, в отдельных странах они стали падать, но в целом человечество продолжает наращивать свои выбросы. Мы даже не смогли пока что затормозить процесс. Здесь серьезный спад происходит в пандемический 2020 год, когда выбросы резко упали примерно на 5–7% по миру. 42:14 Иногда выбросы падают в годы экономического кризиса, но гораздо меньше. Если брать общий тренд, то мы все еще находимся на восходящей части этого графика, мы все еще увеличиваем выбросы, а значит, воздействие на климатическую систему.
У нас не так много времени осталось по большому счету. Ученые посчитали, сколько мы еще можем себе позволить выбросить в атмосферу углекислого газа, чтобы температура не поднялась больше чем на 1,5 °C относительно индустриальной эпохи. Всего мы можем себе позволить выбросов порядка 400 млрд тонн. А выбрасываем мы, между прочим, около 40 млрд тонн в год. 10 лет. За 10 лет весь этот бюджет будет благополучно съеден, если мы за это десятилетие, с 2020 по 2030 год, не предпримем каких-то очень решительных шагов для того, чтобы эти выбросы хотя бы затормозить, а желательно направить в противоположную сторону, чтобы они сокращались.
Если мы говорим про 2 °C, то тогда у нас есть примерно 1 трлн тонн, ну, с копейками. 43:21 Но это всего лишь 25 лет. Разница: 10 или 25 лет. 25 — это меньше, чем жизнь одного поколения, понимаете? Если мы за 25 лет ничего не сделаем, то мы рискуем добиться того, что температура будет расти, во-первых, еще быстрее, во-вторых, что мы попадаем в совсем опасные диапазоны, потому что температура на 3 °C, на 5 °C выше — это просто другая планета Земля. Это планета Земля, значительная часть территории которой будет непригодна для жизни человека, и с этим могут быть связаны самые неприятные последствия. Не только огромная, многомиллиардная миграция с юга на север. Это кризисная ситуация, к которой мы, по-моему, не готовы.
Отбивка.
Лина Туомас: 44:21 Что я лично могу сделать для сокращения углеродного следа?
Михаил Юлкин: Ой, какой хороший вопрос. Он такой, я бы сказал, философский. Значит, давайте я сначала скажу, что мне не нравится. Мне не нравится концепция персонального углеродного следа. Потому что она, мне кажется, смещает фокус внимания и акцент с тех, кто реально ответственен за глобальное изменение климата на тех, кто всего лишь в этом невольно участвует. Если у вас автомобиль с двигателем внутреннего сгорания и вы сжигаете топливо, ну, конечно, вы вносите вклад. Но какой из этого вывод? Не ездить? Странный вывод. Не летать на самолетах, только потому что они заправляются авиационным керосином? А что делать? Летать, как ангелы, маша руками? Тоже нехорошая история. Мне не нравится.
В последнее время стали очень модными такие углеродные калькуляторы. Вы можете зайти на сайт и найти персональный углеродный калькулятор. Там заводишь данные о том, какой у тебя дом, какая у тебя машина, что ты ешь, и потом он тебе рассказывает, за какую долю выбросов ты лично отвечаешь. 45:37 А что тебе предлагается? Тебе предлагается дауншифтинг. Не есть, не пить, жить в доме меньшей площади, не ездить на автомобилях. Это явно не то, что надо делать.
Поэтому на индивидуальном уровне вы, конечно, можете делать то, что вам по силам. Знаете, такая простая и понятная вещь: уходя, гасите свет. Если вам не нужно в этот момент расходовать какую-то энергию, не сжигайте ее. Если вы можете поехать на работу и завезти ваших детей, завезите ваших детей на же вашей машине, не надо им вызывать отдельное такси. Такой естественный разумный посыл: по возможности оптимизируйте ваше потребление на индивидуальном уровне. Вот и все, что вы реально можете по большому счету сделать. Но это не так мало, если этим занимаются все.
