Николай Михайлович Дронин — российский географ, кандидат географических наук. Заведующий лабораторией глобальной и региональной геоэкологии географического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова.
— ООН объявила, что население Земли достигло восьми миллиардов человек. Эту информацию все восприняли по-разному. Кто-то радовался, что нас много, кто-то — наоборот, указывал, что планета перенаселена. А, на самом деле, можно ли говорить о перенаселении с точки зрения способности планеты удовлетворить базовые потребности человечества, например — потребности в пресной воде и продовольственных ресурсах?
— Первая конференция ООН по продовольственным вопросам прошла в 1972 году. И тогда уже поднимался вопрос, сколько человек мы, собственно, можем прокормить. Появились термины «продовольственная безопасность», «продовольственные риски». И называлась цифра — десять миллиардов человек. Причем она называлась так же в двух ракурсах — в позитивном и негативном: «десять миллиардов вполне можем прокормить» и «десять миллиардов — это много». Но все-таки эта цифра — рубеж.
Десяти миллиардов, согласно прогнозным моделям, мы достигнем к 2050 году. Это нетрудно просчитать, потому что у нас есть идущий по алгоритмической кривой тренд, и есть шаг: мы знаем, за какой период население Земли выросло с семи до восьми миллиардов человек. Дальше прогнозы немного разнятся, но наиболее обоснованный говорит о том, что [после 2050 года] роста больше не будет, а к 2100 году начнется даже снижение численности, причем не в связи с нехваткой ресурсов, а в связи с демографическим транзитом. Любая страна проходит несколько стадий в демографическом развитии.
- На первой стадии люди очень много рожают, но и смертность остается крайне высокой. Поэтому прирост населения получается небольшим.
- На второй стадии рождаемость остается высокой, но благодаря комплексу мер — например, введению новых санитарно-гигиенических норм, прогрессу медицины — смертность падает.
- На третьей стадии рождаемость снижается, потому что приходит осознание, что экономически много рожать уже не выгодно.
- На четвертой государства достигают баланса между смертностью и рождаемостью — выходят на плато.
- И могут войти даже в пятую стадию, когда смертность превышает рождаемость — это касается, например, современной России и некоторых западных стран, где численность населения снижается.
Мир в целом сейчас приближается к четвертой стадии — выходу на плато.
В 1960-е годы прошлого века население Земли росло на 2,4–2,6% в год, сейчас — на 1,24%.
Это никак не свидетельствует, что раньше уровень жизни был выше. Напротив, потребление было довольно скромным, а сейчас у нас гигиеническая норма по питанию — 3 000 килокалорий на человека в сутки, и в среднем по миру так и есть, а в США — и вовсе 3 600 килокалорий. Так что если отвечать на вопрос, прокормим ли мы восемь миллиардов человек, — да, прокормим. Если не за счет натурального хозяйства, то за счет современных технологий — тех же генно-модифицированных продуктов.
— Но ведь названные вами 3 000 килокалорий — средний показатель. Он неравномерно распределен. С Соединенными Штатами, Европой все понятно. Но в развивающихся странах едят значительно меньше, а основной рост населения дают именно они.
— Это самый сложный вопрос. Потому что он социально-политический. В 2000 году на международном уровне была поставлена цель — к 2015-му сократить в два раза число голодающих, то есть тех, кто потребляет меньше 2 000 килокалорий в сутки. Тогда таковых было 800 миллионов человек. Эта цель не была достигнута, и даже наоборот — сейчас некоторые эксперты заявляют о 850 миллионах голодающих.
Причина, на мой взгляд, в неэффективности методов решения проблемы. Да, есть авиационный флот ООН, который каждый день доставляет продовольствие в развивающиеся страны. Но в то же время сохраняется колоссальный дисбаланс в производстве: индустриально развитые государства остаются и самыми продвинутыми в области сельского хозяйства, и они же являются лидерами в лесной промышленности — у них 70% мирового производства древесины. Все бедные страны зависят от глобального рынка, и как только на нем случается кризис, бьющий по экономикам развитых государств, — бедные страны недополучают продовольствия, и количество голодающих растет.
Чем еще плоха прямая помощь — тем, что в развивающихся странах высокий уровень коррупции: то, что им поставляют, зачастую просто разворовывается и не доходит до адресатов. Альтернативой этому подходу могло бы стать стимулирование выхода развивающихся стран на мировой рынок, стимулирование производства на их территориях, строительство инфраструктуры, электрификация, разумеется — образование населения.
Но в то же время с выводом развивающихся стран на мировые рынки нужно действовать очень тонко. Потому что есть примеры, когда одобряемые на международном уровне инициативы дают совершенно неожиданный отрицательный результат. Например, в 1990-е годы на правительство Индии вышли производители ГМО из крупной американской компании Monsanto. Они убедили власти страны в том, что смогут вытащить бедных индийских крестьян на международные рынки: для этого им предложили выращивать генно-модифицированный хлопок. Крестьяне согласились, набрали кредитов у ростовщиков, накупили саженцев, и… получили нулевой результат. Ничего у них не выросло: генно-модифицированный хлопок оказался слишком чувствителен к засухе. Результатом стало 25 тысяч самоубийств, потому что люди просто не могли выплачивать кредиты.
Были и другие неудачные примеры. И они, конечно, сильно подорвали доверие развивающихся стран, усугубив продовольственную проблему.
— А почему население в большей степени растет именно в развивающихся, неблагополучных странах?
— Потому что они находятся на первых этапах демографического перехода. Причины чисто экономические: если у тебя высокая смертность, в том числе младенческая, надо с гарантией рожать, чтобы выжил хоть кто-то. Плюс, разумеется, это обычаи и другие культурные составляющие.
Но! Есть еще один очень важный, фундаментальный момент.
У нас почему-то принято думать, что увеличение численности населения Земли — это только появление новых ртов. Однако на деле — это появление новых рук: каждый человек в среднем больше производит, чем потребляет. Экономика государств не росла бы, если б было по-другому.
И, в том числе по этому, Китай отказался от программы «одна семья — один ребенок». Хотя там была и другая причина: демографы подсчитали, что к 2100 году население Китая в случае рождения одного ребенка в семье составит 140 млн человек. Ну, то есть будет таким же, как в России. И они ужаснулись.
— А что вообще такое перенаселенность, каковы критерии?
— Определения даются разные, и все они на уровне метафор. Ну, мы можем представить, что это просто очень много людей вокруг или та же нехватка еды. Но, на самом деле, исторические прецеденты, примеры перенаселенности — есть. Так, колонизация Америки была вызвана сельским перенаселением Европы. Российская революция 1917 года была вызвана перенаселением в селах. Это был не вопрос пропитания, а вопрос занятости людей. Просто не нужно было столько рабочих рук в сельской местности. Соответственно, должен был происходить отток. Европа реализовала отток и в Америку, и в города — то есть урбанизацию. Наша страна чуть медленнее, но реализовала отток населения в города.
Есть, конечно, теоретические критерии: например, несущая способность ландшафта — сколько населения способна прокормить та или иная территория. Но, на мой взгляд, они слишком непрактичны. Особенно в условиях современной мобильности населения.
— Сейчас довольно активно обсуждается, что одним из наиболее дефицитных ресурсов в мире в скором времени станет пресная вода. Таджикистан с Кыргызстаном уже периодически ведут за нее бои в Ферганской долине. Действительно ли мир может ждать ее нехватка?
— Опять же, не все так просто. В упомянутой Центральной Азии воды много. А борьба скорее идет за доступ к ней. И все это усугубляется немаркированными границами: государства спорят, кому принадлежит тот или иной источник. То есть проблема скорее в распределении.
И эта проблема существует и внутри самих центральноазиатских государств. После распада СССР выяснилось, что на месте некогда коллективных хозяйств образовались тысячи индивидуальных и что ирригационная система выстроена так, что те, кто находится ближе к источникам воды, получают возможность ее распределять. Соответственно, они забирают себе больше воды, чем те, кто находится дальше от источников.
Решить эту проблему, к слову, тоже пытались на международном уровне. США предложили создать в Центральной Азии бассейновые управления, которые бы распределяли воду по заявкам. Но закончилось все безрезультатно: и хозяйства запрашивали больше воды, чем им реально было нужно, и управления им эту воду недодавали. А главное — никто за воду не захотел платить. Это оказалось просто не в менталитете местных жителей.
Мы в России, люди в Европе и США привыкли, что вода — это платный ресурс и потреблять его нужно по нормативам. А там не так.
— Каким странам или регионам в большей степени грозит продовольственный и водный кризис?
— На этот вопрос, в принципе, легко ответить. Просто взять перечень бедных стран: у всех будут продовольственные проблемы. Другое дело, что там люди научились жить на $72 в год…
— В год?
— В год. Если каждый день есть 660 граммов кукурузной муки и 30 граммов подсолнечного масла — они обеспечат вам 3 000 килокалорий в день. Это классические жареные лепешки. Они реально помогут выжить физически. Но, разумеется, это не слишком здоровое питание.
— А все-таки водный кризис кому-то может грозить из-за перенаселения?
— Даже при существующем уровне технологий вполне реально обеспечить водой любую местность. Даже арабские государства, долгие годы имевшие проблемы с обеспечением питьевой водой, уже перешли на опреснение морской воды — теперь у них бесконечный источник.
— Возможен ли вообще мировой голод?
— Мне кажется, нет. Есть запасы земель, которые можно использовать под сельское хозяйство: и у нас, и в Европе, и в США. Более того, площади, используемые под выращивание культур, постоянно сокращаются. И не потому, что земли становятся непригодными, а потому, что совершенствуются технологии: с определенной площади земли удается собирать больше урожая. Бедные страны все так же могут рассчитывать на прямую продовольственную помощь.
— И даже изменение климата не способно привести к голоду?
— Изменение климата — самая большая угроза. В целом по миру мы сейчас теряем около 5–6% продовольствия из-за изменения климата. Но, опять же, надо понимать, что слово «теряем» не означает, что продовольствия становится меньше — нет, рост идет, и потребности рынка обеспечиваются. Но этот рост мог бы быть еще интенсивнее.
На самом деле, сейчас урожайность в развитых странах на 80% зависит от технологического фактора и на 20% — от климатического. Даже если взять Россию: у нас климат в основной сельскохозяйственной зоне, в Черноземье, ухудшился — стало больше сухих дней, осадки стали менее равномерными. Но при этом с 2012 года там получают рекордные урожаи. Почему? Потому что к 2012 году стали доступны определенные технологии, давно использующиеся в западном мире.
И, насколько я знаю, по предварительным данным, 2022 год в России — даже несмотря на летние волны жары — стал годом с абсолютно рекордной урожайностью.
