Некоммерческая организация «Арктида» презентовала большое исследование, посвященное ключевым фигурам российской арктической политики. В число важнейших акторов вошли федеральные министры, губернаторы российских регионов, расположенных в арктической зоне, и представители крупного бизнеса, ведущего свою деятельность в Арктике.
Степень влияния каждого человека определялась по его аффилированности с международными организациями, органами власти и корпорациями. Первое место неожиданно занял не Владимир Путин, а заместитель гендиректора госкорпорации «Росатом» Вячеслав Рукша, который одновременно имеет отношение и к органам исполнительной и законодательной власти, и к Совбезу РФ, и является руководителем дирекции Северного морского пути. Среди других влиятельных персон — министр по делам Арктики и Дальнего Востока Алексей Чекунков, зампред правительства Юрий Трутнев, губернатор Мурманской области Андрей Чибис. Всего в топе 20 человек.
Арктика — ключевой регион для всего мира. От состояния ее ледяного покрова зависит способность планеты отражать солнечные лучи, а значит — скорость глобального потепления и уровень мирового океана. Глобальное потепление уже уносит десятки тысяч человеческих жизней ежегодно, а если его не затормозить, то, согласно прогнозам ООН, уже с 2030 года из-за изменения климата каждый год будет погибать порядка 250 тысяч человек.
О том, какова экологическая политика России в Арктике и как господствующее положение РФ в арктическом регионе может быть использовано для давления на другие государства — говорим с руководителем «Арктиды» Ильей Шумановым.
— В своем исследовании вы называете два десятка ключевых акторов российской арктической политики, но среди них нет ни одного эколога. Если, конечно, не считать таковым министра природных ресурсов, который по образованию экологом не является, а по долгу службы лавирует между природоохранным сообществом и промышленниками. Означает ли отсутствие экологов в списке, что сохранение природы Арктики и достижение целей по борьбе с изменением климата не являются для России приоритетом?
— Да, экологов среди ключевых фигур российской арктической политики нет. Потому что де-факто они на государственную политику не влияют. В этом, собственно, и есть ценность анализа, который мы провели: он выявил разительное несоответствие между декларируемыми целями, обозначенными в стратегических документах РФ, где защита окружающей среды и борьба с изменением климата называются приоритетами, и реальными действиями.
Мы можем говорить, что
настоящая цель России в арктической зоне сегодня — это реализация проектов, связанных с добычей полезных ископаемых, строительством портовой инфраструктуры и с милитаризацией.
Экологи в этой конфигурации играют скорее роль консультантов, людей, которые работают с уже принятыми решениями. Это заметно и по выступлению Владимира Путина на молодежном форуме «Экосистема. Заповедный край» в сентябре прошлого года, когда он заявил, что Россия «возвращается» в Арктику «с экономической точки зрения, с точки зрения обеспечения обороноспособности страны и с точки зрения предотвращения чрезвычайных ситуаций». О том, что в Арктике очень хрупкие экосистемы и что о природе тоже нужно заботиться, он сказал в последнюю очередь.
Если посмотрим на деньги: в 2023 году на экологические программы в Арктике — на обращение с отходами, ликвидацию накопленного экологического вреда, сохранение биоразнообразия — выделено 2 млрд рублей, а в 2025-м планируется выделить всего 1 млрд. Едва ли кто-то снижает финансирование приоритетных программ.
И эта тенденция — относиться к экологическим вопросам как к факультативным — прослеживается уже давно. Если в 1990-е и в «нулевые» годы природоохранным мероприятиям уделялось много внимания, а в Арктике были, например, большие программы по ликвидации ядерных отходов, в том числе хранившихся на непригодных для эксплуатации и затонувших судах, то сегодня эти программы сворачиваются или уже свернуты, а занимавшиеся ими экологические организации — как «Беллона» — подвергаются давлению, их признают нежелательными в России. И этому есть объяснение: внешняя политика и происходящее в Украине требует больших денег.
Экологи сегодня полностью отстранены от принятия решений.
— Но ведь власти не могут не осознавать, что без заботы об экосистемах, об окружающей среде, они столкнутся в Арктике с серьезными проблемами при реализации инфраструктурных проектов. Глобальное потепление, которое в арктической зоне происходит быстрее, чем на остальной территории России, приводит к таянию вечной мерзлоты и к разрушению зданий и трубопроводов. По данным министерства по развитию Дальнего Востока и Арктики, 70% инфраструктуры арктической зоны РФ — в опасности из-за таяния льдов. 40% оснований зданий в зоне вечной мерзлоты уже имеют деформации. То есть хотя бы ради извлечения прибыли, к которой государство сейчас стремится, оно должно озаботиться вопросами экологии. Иначе придется все время ремонтировать то, что разваливается.
— Это справедливое замечание. У нас в докладе есть ссылка на исследование, где называются города, в которых риск разрушения инфраструктуры из-за изменения климата и таяния вечной мерзлоты выше всего. Это Салехард, это Надым, Новый Уренгой, Норильск, Якутск, Анадырь. В стратегических документах часто упоминается, что риск катастроф нужно свести к минимуму, что их нужно предотвратить. Но мы не видим реальных действий. Непонятно, как изменение климата учтено хотя бы в бюджетах, выделяемых на обеспечение безопасности арктического региона. Может быть, это все есть, но оно хорошо спрятано.
А очевидно другое. Руководство России воспринимает таяние льдов как возможность. Особенно — вероятность того, что Северный морской путь будет открыт для круглогодичного судоходства без ледокольной проводки. В глазах руководства страны это расширение экономического влияния. Ведь если Северный морской путь будет открыт круглый год, это удешевит логистику товаров из Китая в Европу. Им будут пользоваться, потому что это кратчайший путь. И Россия видит в этом для себя и политическую возможность:
когда ты контролируешь 53% береговой линии Северного ледовитого океана, когда ты контролируешь бо́льшую часть выгодного торгового пути, ты можешь это использовать для давления на другие государства.
Мы уже видели первый эпизод такого давления, когда в июле прошлого года Минобороны предложило ограничить проход иностранных судов по Северному морскому пути, а президент это поддержал. Теперь иностранным судам, чтобы пройти через внутренние воды России на Севморпути нужно запрашивать разрешение за 90 дней.
Я думаю, что экологическая и климатическая безопасность в Арктике также может стать если не инструментом давления, то предметом для переговоров с другими странами. Потому что имеющееся легкомысленное отношение к арктическим экосистемам со стороны российских компаний и государства — вспомнить хотя бы катастрофический разлив дизельного топлива в Норильске в 2020 году — может привести к негативным последствиям для наших соседей. И это такой институт мягкой силы, который можно использовать, чтобы посадить другие страны за стол переговоров. Потому что стена, которую Финляндия строит на границе с Россией, может быть, защитит ее от гипотетического военного вторжения, но точно не защитит от изменения климата.
— Скажу крамолу. Получается, чем больший негативный эффект будет производить российская экологическая политика в Арктике, тем больший политический вес страна будет набирать на международной арене?
— Чем хуже будут становиться последствия изменения климата, тем чаще будут звучать голоса, призывающие к объединению международного сообщества для сохранения Арктики. Арктика является значимой зоной для всего мира, а не только для восьми государств, располагающихся на ее территории. И мы видим сейчас, что европейские страны — особенно Франция и Германия — очень обеспокоены климатическими изменениями, и стремятся к кооперации с арктическими государствами для совместной работы по сохранению региона.
Без России, контролирующей больше половины арктического побережья, полноценное объединение и решение проблем Арктики невозможно. И в этом российское государство может видеть, например, опцию для снятия санкций. Ведь из-за санкций ведущие российские добывающие компании недополучают прибыль. Одна из первых статей, на которых они начинают экономить, это экологические проекты.
Да, сейчас такой разговор невозможен из-за происходящего в Украине. Но в долгосрочной перспективе это одна из очевидных точек для начала диалога с Россией.
— Можно ли сказать, что у России сейчас утилитарное и во многом потребительское отношение к Арктике?
— Да, и это очевидно. Сегодня существуют три наиболее популярных политических стратегии по отношению к арктическому региону, которые используются разными государствами.
Первая — как у России: признавать проблему изменения климата и имеющиеся экологические риски, проводить какие-то формальные мероприятия по охране окружающей среды, и в то же время — продолжать интенсивную хозяйственную деятельность в Арктике. В этом наша страна не одинока. Например, Норвегия, несмотря на множество «зеленых» программ, также продолжает добычу углеводородов в арктической зоне, потому что от этого во многом зависит экономика страны.
США при Бараке Обаме отказались от разработки большинства арктических месторождений и был даже введен запрет на дальнейшую продажу прав на их разработку. Но администрация Дональда Трампа в 2017 году — одобрила разведку месторождений в Арктике, а в марте 2023 года администрация Джо Байдена разрешила реализовать проект Willow, предполагающий бурение нефтяных скважин на Аляске.
Вторая стратегия направлена на сокращение хозяйственной деятельности в Арктике и на принятие конкретных ограничительных мер — например, полного отказа от использования дизельного топлива в арктической зоне или отказа от бурения и добычи углеводородов. Этой стратегии в большинстве своих проектов все еще придерживаются США, и ее поддерживают большинство стран Европы, в том числе — не присутствующих в Арктике, но обеспокоенных изменением климата.
Ну и третья стратегия, которая пока не реализована, но активно продвигается экологами и экоактивистами — это создание в Арктике заповедной зоны, в которой будет введен полный запрет на хозяйственную деятельность. То есть это шаг к интернационализации Арктики, дающий возможность существенно затормозить изменение климата. Однако понятно, что для этого нужна общая политическая воля, и у той же России ее сейчас из-за экономических соображений нет.
— Но с какими рисками придется столкнуться России, если она свою арктическую политику не пересмотрит? Хотя бы на уровне того же отказа от использования дизельного топлива в арктической зоне.
— Ну, поскольку Россия находится под санкциями, и эти санкции затрудняют ее доступ к технологиям, то действующая политика опасна и для нее самой. На предприятиях по всей стране, и в том числе в Арктике, устаревает оборудование, со временем оно все меньше отвечает экологическим требованиям, а значит — возрастает риск техногенных катастроф. Если даже эти техногенные катастрофы не случаются, то из-за изношенности оборудования возрастают выбросы парниковых газов в атмосферу. Глобальное потепление ускоряется. Вечная мерзлота начинает таять все быстрее, начинается еще более интенсивное разрушение инфраструктуры городов, находящихся в Арктике.
Кроме того, устаревают суда, которые занимаются доставкой углеводородов. И это чревато крупными нефтеразливами.
В конце концов, действующая политика по милитаризации Арктики также вносит свой вклад в разрушение ее защитных свойств, препятствующих изменению климата. Каждая военная база, пусковая шахта, каждое учение войск в Арктике неизбежно будет разрушать ее хрупкую экосистему. И чем дольше такая политика продлится, тем хуже будут климатические последствия.
*Минюст РФ считает Илью Шуманова иностранным агентом
